|
Он отрицал это и обвинил вас в предательстве, достаточном для того, чтобы отправить на виселицу весь Блосхолм, о чем опять таки правду знает один бог. Вы в гневе угрожали ему, но он и его слуга были вооружены и поэтому победили, а на следующий день они оба поехали в Лондон с какими то документами. Да, в ту ночь сэр Джон Фотрел был убит в лесу, хотя его слуге Стоуксу удалось бежать с документами. Так кто же убил его? Аббат взглянул на него, затем, казалось, принял внезапное решение. – Наши люди, оруженосцы, собранные мной для защиты нашего монастыря и церкви. Я приказал схватить его живым, но старый английский бык не сдавался и боролся так яростно, что все кончилось иначе, к моему сожалению. Монах положил хлеб – казалось, он больше не мог есть. – Ужасное злодеяние, – сказал он. – За него вам придется когда нибудь ответить перед богом и людьми. – За него нам всем придется отвечать, – поправил аббат, – вплоть до самого последнего монаха и солдата, и тебе не меньше, чем всем нам, брат, потому что разве ты не присутствовал при нашей ссоре? – Да будет так, аббат. Я невинен и готов отвечать. Но это не все. Леди Сайсели, услышав об этом убийстве – нет, нечего вам гневаться, иначе этого не назвать – и узнав, что вы претендуете на опеку над ней, бежала к своему жениху, сэру Кристоферу Харфлиту и в тот же день была обвенчана с ним приходским священником этой церкви. – Это был незаконный брак. Не было сделано должного оглашения. Мало того, как могла моя подопечная обручиться без моего разрешения? – Ей не принесли извещения о назначении опеки, если даже она установлена, по крайней мере так она заявила, – спокойно и упрямо ответил Мартин. – Я думаю, что во всей Европе не найдется суда, который не признал бы этого открыто совершенного брака, когда станет известно, что они оба некоторое время жили как муж и жена и мужем и женой были признаны окружающими, – даже сам папа этого не сделает. – Ты заявил, что не законовед, а законы толкуешь, – вставил саркастически Мэлдон. – Ну, какое это имеет значение, если брак разрушен смертью? Муж и жена, даже если их брак действителен, оба умерли: все кончено. – Нет, ибо теперь их жалоба – в небесном суде, а там придется отвечать каждому из нас; и небо может побудить к действию свои орудия на земле. Нет, не нравится, не нравится мне это; и я скорблю о них, таких любящих, храбрых и молодых. Их кровью и кровью многих других запятнаны наши руки – из за чего? Из за полоски плоскогорья и болота, которые король или кто нибудь другой могут завтра же у нас отнять. Аббат, казалось, съежился под тяжестью этих печальных и серьезных слов, и некоторое время они молчали. Потом он собрался с мужеством и сказал: – Я рад, что ты помнишь, что их кровью запятнаны не только мои, но и твои руки; может быть, теперь ты будешь их прятать. Он встал и пошел к двери, потом к окну – убедиться, что снаружи никого нет, затем, вернувшись, вскричал яростно: – Дурак! Неужели ты думаешь, что все это совершено было ради нового поместья? Правда, эти земли принадлежат нам по праву и нам нужен доход, который можно с них получать, по за этим кроется нечто большее. Всей церкви в нашем королевстве угрожает проклятый сын велиала note 32, сидящий на троне. Но что это с тобой, сын? – Я англичанин и не люблю слушать, когда английского короля называют сыном велиала. Я знаю, грехи его велики и черны, как, впрочем, и грехи других людей, но все же – сын велиала! Одних этих слов достаточно, чтобы вас повесить, если бы король их услышал! – Хорошо, пусть он будет ангелом благородства, если тебе это больше нравится. Во всяком случае, нам грозит беда. Вопреки законам божеским и человеческим наша благословенная королева, Екатерина Испанская, отвергнута в угоду какой то девке, занявшей ее место note 33. |
