— Да. Я чувствую себя последним дураком.

— Но постой…

Странно. Каждый из них обвинял себя в глупости из-за того, что их тянуло друг к другу! Или из-за того, что не тянуло. Из-за того, что они оба вели себя как-то по-идиотски и никогда не находили нужных слов, не делали того, что должны были делать. По крайней мере так чувствовала себя Клео. Но, может быть, и Чанс?

— Ты вовсе не глупец, — решительно заговорила она. — Я никогда так не думала, да и никто другой на ранчо. — И, после небольшой паузы, неожиданно добавила: — Рози тебя очень любит.

— Чувства — вещь непостоянная, — жестко оборвал ее Чанс.

Клео почувствовала, как кровь отливает у нее от лица. Этот разговор с Чансом — столько раз раньше она прерывала его разговоры на эту тему и сопротивлялась любой попытке сближения — показался ей самым серьезным испытанием за всю ее жизнь. Она была, конечно, не права, что так долго избегала отношений с мужчинами, но никогда еще она не осознавала этого так ясно, как сейчас. Слова, чувства, какие-то образы вихрем кружились у нее в голове… но сказать хоть что-нибудь она не могла.

Чанса внезапно озарила почти безумная, если вспомнить все, что происходило до сих пор, идея: что, если Клео пришла сюда, чтобы все-таки поговорить об их отношениях? Может ли он надеяться на подобное? От волнения он даже закашлялся.

— А где Рози?

— Отвезла в гости к ее подружке Дарси. — Пальцы лежащих на коленях рук Клео нервно переплелись. — Рози очень испугалась пожара.

— Сейчас с ней все в порядке?

Клео почти заставила себя кивнуть.

— Да, все в порядке. И с собаками тоже.

И через секунду добавила:

— Все в порядке, благодаря тебе.

Чанс некоторое время смотрел на нее молча.

— А ты? — спросил он наконец.

Клео поняла, что повод найден, — этот вопрос может стать началом откровенного разговора, и она решила не упускать представившийся шанс.

— Я не очень. Дело не в пожаре, а в том, что…

Она крепко сжала дрожащие губы, сдерживая уже готовые излиться словами чувства. Чанс был чертовски красив: длинноволосый, с обветренной загорелой кожей, что еще больше подчеркивало синеву его глаз; она была уже не в силах смотреть ему в глаза и опустила голову.

— Клео, скажи, о чем ты думаешь? — обратился к ней Чанс.

Если бы она могла знать, что означает для него ее появление и эти попытки завести разговор, то, наверное, не колебалась бы ни минуты, не томила бы его очередной пыткой. Только не торопись, предостерегал он сам себя. Не стоит делать слишком поспешных, а возможно, и совсем неверных выводов. Клео так редко бывала с ним откровенной и раз за разом отвергала все его старания добиться какого-то сближения.

Однако никакое самое разумное предостережение не могло уничтожить надежду, появившуюся у Чанса. Клео не стала бы вести себя подобным образом, если бы этот разговор касался только ранчо. Зачем тогда ей нужно было краситься и даже использовать духи, слабый аромат которых уловил Чанс, как только она подошла ближе. Этот аромат будил его воображение, заставляя предполагать почти невозможное. Он наблюдал за ней и видел, как старается она что-то в себе побороть. И понимал: что бы ни происходило в глубине ее зеленых глаз, эта встреча была не случайной и, было заметно, давалась ей нелегко.

— Чанс, я хочу попросить у тебя прощения, — наконец заговорила она почти шепотом. — Я слишком долго жила прошлым, вороша старые обиды. Я думаю, что здесь, на ранчо, я попыталась спрятаться от жизни, от людей. Здесь мне было спокойно. Новые люди появлялись редко.