Ночью прошёл дождь. Хороший такой майский ливень с сильной грозой и яркими молниями.

Это мне рассказал за завтраком дядюшка Одэлис. Пришлось поверить ему на слово, поскольку я спала так крепко, что не видела сверкания и не слышала грохота. Но кусты и деревья, затеняющие веранду, выглядели умытыми, а на траве блестели капли дождя.

Перед выходом из дома синьор Портэлл протянул мне нечто, отдаленно напоминающее резиновые сапоги. Правда, очень отдаленно, потому что эта… хм… обувь состояла из крупных ороговевших чешуек.

С некоторой опаской я сунула ногу внутрь. Дядюшка Одэлис с насмешкой смотрел на меня. Сам он был обут в такие же «сапоги». И только это заставило меня решиться на эксперимент.

Впрочем, кусаться обувь не собиралась. Я сделала несколько шагов, потопала, проверяя удобство сапог, и нашла, что они вполне ничего – носить можно. Тяжеловато только.

Впрочем, первый же шаг с крыльца показал, что дядюшкина предусмотрительность была вполне обоснована. Ибо я провалилась в чавкающую грязь по щиколотки. Точнее провалились сапоги.

Уже уверенная, что теперь мне придётся приложить немало усилий, чтобы выбраться из западни, подняла правую ногу. И с удивлением заметила, что сапог выскользнул из грязевой ловушки легко, причём на нём не осталось ни следа этой самой грязи. Вторая нога поднялась так же легко, и вскоре я уже с удовольствием хлюпала по размякшей тропинке, намеренно выбирая места погрязистее.

И чувствовала ничем не замутнённую радость первооткрывателя, совсем как в детстве.

Дядюшка Одэлис только посматривал на меня с доброй хитринкой, но ничего не комментировал. И я была ему благодарна и за заботу, и за эту возможность порадоваться новому открытию.

Гроза ушла, но непогода осталась, прячась поблизости за низкими серыми тучами и угрожая в любой момент пролиться мелким противным дождём.

– У нас сегодня очень ответственное задание, надо поторопиться, – сообщил дядюшка Одэлис, обернувшись ко мне. Я устыдилась и прибавила шагу.

Всё таки никак не могу привыкнуть к тому, что это другой мир – слишком он похож на наш. И в то же время так разительно отличается.

По винограднику бродили хмурые заспанные работники и отчаянно зевали. Проникнувшись общим настроем, я зевнула в ответ. И только тогда заметила, что в руках у людей нет привычных инструментов. Вместо того, чтобы обрабатывать лозы, часть работников втыкала в междурядье факелы и поджигала их, а другая часть бродила по рядам с глубокими корзинами.

Такую же корзину вручили и мне. Я автоматически сжала пальцы на ручке и вопросительно уставилась на синьора Портэлла, который смотрел на меня с хитрым прищуром.

– Надеюсь, ты не боишься улиток? – улыбнулся он.

– Каких улиток? – не сразу дошло до меня.

– Виноградных, – засмеялись откуда то с соседнего ряда. И над виноградником разнёсся задорный смех работников.

Я уже заметила, что их очень веселят мои пробелы в знаниях и удивление, которое мне никак не удавалось скрыть. Впрочем, я не обижалась. Посмеивались надо мной по доброму, без злобы. Но чаще помогали, подсказывая, что и как нужно делать, если дядюшки вдруг не оказывалось рядом, чтобы помочь.

Я посмотрела взглядом на работников, которые склонялись над лозами, нагибались почти к самым корням, переворачивали камни и что то собирали в корзины.

Улитки. Точно, виноградные улитки, что то я о них слышала в прежней жизни.

– Эти слизни – настоящие вредители, – дядюшка Одэлис поднял крупную улитку, спрятавшуюся в серо коричневую раковину, и продемонстрировал мне. – Но и очень полезные.

Вокруг снова засмеялись.

И я решила не переспрашивать, чем же полезны улитки. Эти хохотуны иногда такие скабрезности придумывали, что, несмотря на мой возраст и жизненный опыт, краснела как юная девственница.