На подносе стояло две чашки. Я подумала было, что монахиня хочет составить мне компанию, но она удалилась. Я вынула деньги и пошла в часовню сделать пожертвование. Внутри была женщина — преклонив колена, она молилась.

— Извините, — сказала я, — я не хотела мешать вам.

Ты улыбнулась, поднялась с колен и вышла на солнце. Возможно, так на твое лицо упал свет, но я подумала, что уже видела тебя, где-то очень давно, на дне моря. Где-то в себе.

Иногда свет так силен, что пробивается к морскому дну.

— Я думаю, здесь и ваш кофе тоже, — сказала я.

Ты села рядом, и я заметила твои руки — длинные пальцы с выразительными суставами; если ты прикоснешься ко мне, что произойдет?

Я стесняюсь чужих — после всех этих лет на одинокой скале с Пью. Навещала нас только мисс Скред, но она — не типичный представитель человеческой породы.

Так что сейчас, встретив кого-то нового, я делаю то, что умею:

Рассказываю тебе историю.

и я сидели на полу у растопленной печки. Мы смазывали и чистили движущиеся части инструментов. Пью отвинтил медные ручки и подвижные рамки, поднял стекло и отцепил хрупкие стрелки, что дрожат от приливов, отливов и перемены ветра.

Каждый год в начале зимы Пью открывал все кожухи инструментов и развинчивал все болты и винты, чтобы капнуть чистым маслом на всю их механику.

Ему не требовалось видеть, что делает. Пью просто знают, говорил он, как рыба умеет плавать. Пью рождены для Хозяйства света, и хозяйство света они вели.

Случилось это довольно странным образом, как легко догадаться, когда старый Иосая Мрак искал своего первого смотрителя.

Когда старого Мрака обстоятельства загоняли в угол, он бросал им вызов и шел на прогулку. Он свято верил, что один вид движения поспособствует другому. Стало быть, в тот день в Сольте он все шел и шел и, разумеется, встретил человека, собиравшего паутину.

Первыми в том человеке Иосая Мрак заметил пальцы — длинные, как паучьи лапы, с выразительными суставами. Человек снимал паутину с живой изгороди и натягивал на рамки из прутьев той же изгороди. Он изобрел особый способ хранить паутинки и продавал их за хорошие деньги морякам, хотевшим привезти какую-нибудь диковинку своим женщинам.

— Как тебя зовут? — спросил Иосая.

— Пью.

— Где твое жилище?

— То здесь, то там, не здесь и не там, а по временам вообще в других местах.

— У тебя есть жена?

— Не такая, что признает меня при свете дня.

Стало быть, все решилось, и Пью со своими быстрыми пальцами и ловкостью повадки стал первым смотрителем маяка на мысе Гнева.

— Он ведь не был слепым, Пью, так ведь?

— Нет, не был, дитя, но это еще не конец истории.

— И тогда…

— И тогда, спустя много лет после Иосаи и вскоре после смерти Вавилона в Сольте появился еще один гость. На сей раз не Молли О'Рурк, а ее первый ребенок, Сьюзен Люкс, ребенок, слепой от рождения.

Никто не знал, зачем она появилась, но она так и не уехала. Вышла замуж за Пью, несмотря на разницу в возрасте и воспитании — он под чужим забором, она в приличном доме, он годился ей в отцы, а она достаточно молода, чтобы верить всем его историям. Но у нее были такие же быстрые пальцы, а его глаза вскоре стали такими же молочно-голубыми. Старея, он все больше слепнул, но ни у кого из них не было с этим трудностей — их чувства были тонкими, как у пауков, а руки могли сплести паутину не хуже.

Их ребенок был таким же. И каждый Пью с тех пор. Один или много — как тебе нравится. Слепые Пью, Хозяева Света.

— А что же я?

— А что ты?

— Я не слепая.