Тогда Магистр подумал, что этот парень, конечно, не задержится здесь долго, и полностью ошибся. Альмарен увлекся технологией изготовления оружия и остался изучать ее. Юный маг вникал не только в тонкости заклинаний, но и в секреты кузнечных мастеров, не считая для себя зазорным управляться с молотом и наковальней. Он естественным образом вписался в суровый и скудный тирский быт, где три десятка обитателей без лишних слов выполняли любую нужную для поселения работу.
Магистру не удалось вспомнить, когда и как они из знакомых стали друзьями. Видимо, это происходило постепенно, во время обмена короткими фразами, вопросами и ответами. Альмарен, несмотря на то что в Тире ему исполнился двадцать один год – возраст взрослого мужчины, – во многих бытовых вопросах был на удивление наивен и ребячлив, причем Магистр замечал, что это происходило от полного незнания темной стороны жизни. «Жизнь любит тебя, парень, – говорил он юноше. – Слишком уж ты везуч». Альмарен пожимал плечами и рассеянно улыбался, отвечая: «Это потому, что я ее люблю».
Но иногда юный маг, размышляя или рассуждая вслух, поражал Магистра глубоким, почти афористическим замечанием, и в эти мгновения казался старше своего, в сущности, еще зеленого возраста. Магистр невольно улыбнулся, вспомнив, как Альмарен расспрашивал его о звездах. В первые годы после выезда из Келанги сыну Паландара, тогда еще не бывшему магистром ордена Грифона, довелось провести много бессонных ночей, глядя в темное звездное небо. Тогда он пристрастился наблюдать за ходом по небу звезд и звездных скоплений, улавливать тайные закономерности и особенности их движения. Альмарен учуял новое увлекательное знание, о котором ничего не говорилось в прочитанных прежде книгах, и с азартом взялся за продолжение этих наблюдений, беззастенчиво вытаскивая магистра ордена Грифона по ночам глядеть на звезды.
Теперь Альмарен удалялся с каждым мгновением, совершая свой долгий и опасный путь за Красным камнем. Магистр стиснул пальцы рук, закинутых за голову. Порывшись в памяти, он нашел только двоих, с кем он не чувствовал себя одиноким. Одним из них был Альмарен. А другой, или, точнее, другая… впрочем, не важно. Важно, что у него их было только двое за всю жизнь. Он и она. Она и он. Впрочем, почему были? Альмарен еще где‑то рядом, спешит вдоль ручья на север, перескакивая через гладкие и круглые камни, которыми усеяно дно оврага.
А она… Сказал ведь Скампада, что тогда она осталась жива.
В памяти Магистра всплыл солнечный, холодный и ветреный день ранней весны, так резко изменивший его жизнь. Магистра тогда еще звали Ромбаром, сыном Паландара. Правитель Келанги, отыграв в споре Бетлинк и поселив туда своего младшего брата, приютил у себя во дворце пятнадцатилетнего Ромбара, оставшегося сиротой и без крыши над головой. Ромбар выбрал воинское дело и за двадцать лет дослужился до военачальника конницы правителя. Он не подозревал, что спор был выигран нечестным путем, поэтому в глубине души обвинял своего отца в легкомыслии и был благодарен Берсерену за попечение.
Ромбар не помнил, как он в тот день оказался на плоской крыше дворца, использовавшейся в качестве прогулочной площадки, – ведь день, несмотря на яркое солнце, из‑за ледяного северного ветра не располагал к прогулкам на продуваемой всеми ветрами высоте. Кажется, ему не захотелось петлять коридорами, идя из одного крыла дворца в другое, и он решил сократить путь. Так или иначе, он шел быстрым шагом по пустынной крыше, не ожидая никого здесь увидеть, поэтому фигура девушки или молодой женщины на одной из смотровых башенок, встречавшихся на пути, остановила его внимание.
Он решил, что это все‑таки женщина – в ее лице не было девичьей наивности. Она стояла у резного каменного барьера, ограждавшего край башенки.
Ее длинный синий плащ застегивался у шеи серебряной пряжкой, просторный капюшон был откинут с головы и свисал на плечи, открывая тонкие черты лица с маленьким круглым подбородком. |