Что ожидало нас в Польше?.. Трудно было заранее все предвидеть, предугадать. Но недаром прошли мы сотни километров по оккупированной гитлеровцами советской земле, недаром видели пепелища хуторов на Волыни и непогребенные тела скошенных пулеметным огнем крестьян Полесья. «Новый порядок» был одинаков для всех славянских народов — для русских и украинцев, для белорусов и поляков. И в этом мы скоро убедились, попав в «генерал-губернаторство» Ганса Франка, где поляки перестали быть официально поляками и были лишь «нихтдойче» — «ненемцами».

Так вот она, Люблинщина, вот она, Польша!.. Костелы и распятый Христос на перепутьях. Черные остовы печей, — и тут прошли с мечом и огнем каратели..

Спустя четверть века часто достаю я из своего партизанского архива пожелтевшие от времени генштабовские карты и разглядываю их, вспоминая давние боевые дела и походы. Вот этот «гостинец» — большак или шлях — из Влодавы на юг в Ленчо мы переходили ночью. До сих пор помню я названия тамошних сел за шоссейной дорогой Влодава — Холы: Колачи, Эджарка, Люта. В лесу под Лютой мы устроили первый привал после перехода через Буг. В памяти встают зеленые перелески, песчаные холмы, болота и частые загайники. Села Ожехов, Землинец, Лейно… В любом месте мы могли наткнуться на засаду, ввязаться в ненужный нам бой с гитлеровцами. Шли по всем правилам, выслав вперед и слева и справа по ходу движения головные парные дозоры…

Продуктов у нас было в обрез — перед прощанием с Каплуном я не успел принять до зарезу нужный мне груз с Большой земли, груз одежды, продовольствия и, главное, оружия, боеприпасов и питания для Тамариной рации. Мы скоро узнали от местных жителей, что в селах — не то что в Белоруссии — работали «склепы» — лавки. Кто-то из наших называл их упрямо «сельпо» — так привычней. А «склеп» — это на кладбище… Однако в «склепы» мы могли сунуться, лишь рискуя жизнью: в селах действуют «постерунки» — полицейские участки. Ясно, что придется искать верных людей среди поляков, чтобы поручить им закупки продуктов. Деньги, слава богу, у меня еще имелись.

Поздно вечером, разбив временный лагерь в незнакомом лесу, я попросил Тамару связаться с Центром. Командование торопило с выходом в новый район действий, интересовалось переброской войсковых и грузовых эшелонов гитлеровцев на железной дороге Лукув — Демблин — Варшава, строительством оборонительных сооружений вермахта на западном берегу Вислы. Но до Вислы было еще немыслимо далеко…

В ту же ночь мы наткнулись на группу вооруженных поляков. Обошлось, к счастью, без перестрелки. Нам повезло: это был отряд Армии Людовой.

— Сердечно витам пана поручника и партизантой радецких! — приветствовал нас молодцеватый поручник, усатый щеголь, симпатяга. Он предупредил меня, что немцы начали «гроссфандунг» — большую облаву на партизан в бассейне Западного Буга, угостил бимбе-ром — крепчайшим самогоном — из трофейной фляжки, обтянутой серым сукном:

— За нашу и вашу свободу!

И пошел разговор — «о боях-пожарищах, о друзьях-товарищах».

Оказывается, наши старые знакомые «викинги» и здесь побывали в мае. Один из их полков, поддержанный артиллерией и танками, дрался с аэловцами и беховцами в районе Острув-Любельский. После отчаянного боя партизаны отошли в Козловецкие леса. В Бялке эсэсовцы «пустили в расход» почти сто мирных жителей, как обычно выдав их за партизан в своем рапорте. Многих польских селян перебили они в деревне Рудка Старошаньска, где стоял повятовый штаб АЛ.

Положение нашей группы, вся наша работа осложнялись тем, что Люблинщина, как и соседние районы Западной Украины, кишела в то время десятками враждовавших друг с другом отрядов и групп.