|
Нет, никакого золота, вычурных колонн и дурных завитушек на стенах – в чертогах владыки все было обустроено умно и со вкусом. А сочетание мягко светящихся стен, укромных альковов, утопающих в цветах лужаек, удивительно мягкой травы под ногами и поразительно чистого неба вместо потолка, которые дополнялись легким ароматом утреннего леса, искусно выполненными статуями в нишах, изящными полукружиями фонтанов с чистейшей водой и мелькающими там золотистыми рыбками… все это заставляло невольно проникнуться уважением к создателю необычного дворца. А еще с искренним восхищением любоваться открывающимися красотами и жадно впитывать гармонию этого места, прекраснее которого ни Тир, ни Милле еще не видели.
– Знаешь, – вдруг шепнула Мелисса, искренне пораженная увиденным, – а им удалось меня удивить. Никогда не думала, что тут может быть так спокойно. Тир вздрогнул и, оторвавшись от неописуемой красоты, которую тоже никак не ожидал увидеть, пришел в себя. – Не забывай, где мы! Нельзя расслабляться! Милле послушно уставилась в землю, и больше они не разговаривали. Тронный зал против ожиданий оказался не очень большим. Зато он был идеально круглым, со всех сторон, в том числе и сверху, закрыт зелеными побегами, но, что самое интересное, здесь не имелось ни единого пенька, скамьи или лавки, где можно было дать отдых утомленным ногам. Ни фонтанов, ни птиц, ни статуй и никакого изящества, как в предыдущих залах. Просто обычное помещение. Правда, защищенное так, как нигде больше. И именно здесь сильнее всего чувствовалась льющаяся отовсюду магия. Здесь был ее эпицентр, ее средоточие и наивысшая концентрация. Единственным предметом мебели, нарушающим суровый аскетизм зала, был роскошный, искусно задрапированный тканями трон, который частично вырастал из одной из стен, а частично уходил корнями в землю. Высокая спинка, жесткое сиденье, удивительно красиво вырезанные (или выращенные?) подлокотники, на которых невольно задерживался взгляд. Тонкая сеточка лиан, ненавязчиво оплетающая ножки и пропадающая в коротком ежике жестковатой травы. А еще – раскидистая, удивительно широкая ветвь гигантского ясеня, накрывающая эту конструкцию наподобие зеленого шатра и кидающая густую тень на усталое лицо хозяина этого леса. Владыка Л’аэртэ, вяло потеребив полу роскошного белоснежного одеяния, укрывающего его от подбородка до самых пяток, равнодушно посмотрел на коленопреклоненного эльфа у своих ног и медленно кивнул: – Я понял тебя, Тартис. Ты уверен, что король людей не пострадал? Изящный золотой обруч на голове царственного эльфа сверкнул, бросив на красивое лицо владыки тень. Вплавленный в него изумруд подозрительно потускнел. Густая, некогда смоляная, а теперь заметно поседевшая шевелюра владыки чуть шелохнулась, выдавая его невольное движение. Истончившиеся руки чуть дрогнули, изящные когда-то пальцы нервно сжались, и родовой перстень на них неохотно провернулся, показывая, насколько сильно изменился за последнее время его бессмертный владелец. Владыка эльфов медленно, но неумолимо умирал и прекрасно знал об этом. Он исхудал, осунулся, утратил былое величие и поразительную для потомков Изиара красоту. Он начал терять даже магическую силу, хотя старался и не показывать своей слабости. Но совсем скоро это станет заметным, и тогда… Эльф тяжело вздохнул и устало прикрыл веки: у него осталось совсем мало времени. – Нет, сир, – не поднимая головы, ответил униженно согнувшийся Тартис. – Погибли только старший сын короля и его охрана. – Говоришь, пожар? – Да, сир. Причем такой силы, что до основания выгорела почти четверть дворца. Даже несущие плиты потрескались и едва не обвалились, колонны все до единой порушились, камень оплавился чуть не до потолка, а от смертных не осталось и пепла… но это произошло лишь в той части, где обитали наследники престола. |
