– Не знаю, – растерянно откликнулся Надир. – Кажется, у меня в спальне еще бутылка. Сходить?

– Обойдусь, – вздохнул Раэн. – Самому идти лень, тебя в таком виде пускать нельзя. О, погоди, у меня вишневая наливка осталась, кажется. Она слабая, можно не закусывать. Хочешь?

– После саншары то? С ума сошел?

– Да, верно. Тебе уже лишнее. А я выпью.

Не вставая с дивана, Раэн картинно повел рукой. Сумка, лежавшая на кресле, подлетела и опустилась рядом.

И что делать дальше? Одну опасную волну он отвел в сторону, однако надолго этого не хватит. Усыпить? Протрезвить магией? Выпроводить? В любом случае, разговора потом не получится: Надир окончательно замкнется в себе.

Раэн взболтал густую темно красную жидкость, и вправду некрепкую, основу для сиропов, если на то пошло. Пробка не поддавалась – он вытащил ее зубами, наплевав на манеры. Глотнул из горлышка, невольно скривился.

– Сладкая… Ладно, сойдет. Что это тебя разобрало? Никогда не видел, чтобы ты эту дрянь курил.

Не дождавшись ответа, глотнул еще и еще. Некоторая крепость в наливке все таки была, из желудка по всему телу пошло приятное тепло. Надир молча смотрел на него, потом перевел взгляд на аккуратно пристроенную Раэном между коленями бутылку.

– Я… Дай и мне. Все равно…

Ой ой ой… Вино с дурью – смесь непредсказуемая… Раэн с неподдельным интересом глянул на запрокидывающуюся бутылку, потом, спохватившись, отобрал.

– Полегче! Я, вообще то, сам пить собирался.

Потянувшись, поставил бутылку подальше и глянул на снова развалившегося Надира. В ровном теплом свете масляной лампы смуглый харузец казался золотой статуей, одетой в легкий зеленый шелк. Заплетенные от макушки волосы, рубашка наполовину расстегнута… Красив, негодник. Не просто смазливая мордашка – порода. Так похож на сестру, что сердце замирает. И при этом совсем иной. Вместо мягкости – изысканная чеканность черт, хоть сейчас на камею, вместо плавных округлостей – точеная мужская стройность. Только глаза совершенно одинаковые, словно Наргис смотрит на него с чужого лица. Нет, не чужого, а своего, но странно искаженного, будто глядишь через слой воды… А может, это выход? Уж в постели харузскому баловню точно будет не до глупостей, сколько бы саншары он ни выкурил перед этим. А там и протрезвеет…

Надир, словно уловив его мысли, томно потянулся, опять заложив руки за голову, приоткрыл губы, хитро поглядывая из под ресниц… Как же у него быстро меняется настроение! Может, просто его протрезвить? Есть подходящие чары… Нельзя. Трезвым Надир бы к нему не пришел. А раз доверился, то надо играть по его правилам. И в постель укладывать нельзя. Не в морали дело.

Просто из под маски балованного мальчишки порой проглядывает такая вымораживающая душу тоска… Вот в этом они тоже с Наргис похожи. Тоска, страх… Страх? Что там говорил джандар? Крови понюхал, вот и ошалел? Болван! Забыл первый выход за грань? Ты три недели просыпался с криками. А Надир ушел туда сам, умирая в ужасе и боли.

Раэн наклонился к подавшемуся навстречу харузцу, просунул между подушкой и его шеей ладонь. Склонился совсем низко, избегая влажного от вина рта, к самому уху. И прошептал, едва не прихватывая мочку губами:

– Саншара не помогает, Надир. И вино тоже. Ничто не помогает, когда страшно по настоящему. Только ты сам с этим можешь справиться.

– Не могу, – шепнули ему в ответ. – Не могу, веришь? И ничто не помогает, ты прав. Пожалуйста, Арвейд… Ты же маг, целитель… Сделай что нибудь! Я больше не могу бояться!

Дыхание у него было жарким, словно предгрозовой ветер долетел сюда, в темную прохладу закрытой комнаты. Раэн вдохнул сладкую терпкость вишни, смолисто травяную горечь саншары и запах горячего возбужденного тела… Проклятье, а ведь ему сейчас не это нужно.