Только Гейдж Дюмонт способен на такое. Бринн испытывала искушение еще и еще прочувствовать с ним всю полноту ощущения до конца. Когда же они оторвутся друг от друга, она снова станет относиться к близости с холодным отвращением. Когда он получит…

Она почувствовала острую щемящую тоску, что придется им скоро опять быть врозь. Это поразило и испугало ее. Он ей никто, тут же успокоила она себя, она использует его, как и он пользуется ею, и… Он ее враг.

— Хватит! — Она посмотрела на него сверху вниз.

Злоба перекосила его лицо.

— Думай обо мне, — отрывисто произнес он. — Только обо мне, черт побери!

— Я не была…

— Была! — Он вошел глубоко, ускоряя ритм, поднимая и опуская ее на свое острие. — Но больше не будешь.

Удовольствие волнами накатывало на нее, в желании снова и снова испытать его она гибко откидывалась назад.

Глупая слабость. Но она еще не сошла с ума и не станет лишать себя уверенности думать, что ее решение отдаться норманну продиктовано только желанием вернуться в Редферн и помочь Эдвине.

Она еще не сошла с ума.

Они вернулись в лагерь уже к вечеру. Смеркалось, и на холме зажглись вечерние костры.

Бринн овладела тревога.

— Мне не следовало оставлять Малика так надолго.

— Я распорядился, чтобы за ним хорошо ухаживали.

— Но это же моя обязанность! — «А ты нарушила ее, — с отвращением к себе подумала она. — Провалялась весь день, то и дело спариваясь, как животное в период гона». Почему она не сопротивлялась? — Мне надо было остаться с ним.

— Ты сама сказала, что он вне опасности. — В голосе Гейджа прозвучали нетерпеливые нотки. — Повторяю, именно я велел тебе лечить его, и только я имею право решать, чем тебе заниматься.

Бринн удивленно посмотрела на него.

— Ты прав лишь в одном — ты привез меня сюда, но ты передал его мне и велел спасти, так что лечить мне его или нет и что я должна делать, решать могу теперь только я сама. — Сегодня она старалась ради Эдвины, позабыв о своем долге перед Маликом. Господи, как трудно помочь всем сразу! — Когда мы поедем в Редферн?

Ее вопрос вызвал у Гейджа скрытое раздражение.

— Думаешь, я обманул тебя? Успокойся, я всегда соблюдаю условия своей сделки.

— Не сомневаюсь. Когда?

Помолчав, он сказал:

— Дня через два, если Малик будет готов к поездке.

— С ним все будет в порядке. Мы поедем не спеша.

Гейдж скривил губы.

— Где же твоя хваленая забота о здоровье Малика? Или ты обо всем напрочь забыла, так тебе не терпится попасть в Редферн?

— Неправда, — разозлилась Бринн. — Просто надо сохранять равновесие.

— О чем ты?

Малик и Эдвина. Она обязана помочь им обоим, но теперь забота об Эдвине для нее важнее. Однако Гейдж не знает о ней, он предан своему другу.

— Тебе не понять.

Гейдж криво усмехнулся.

— Я все прекрасно понимаю.

В его словах прозвучала горечь. Бринн подняла голову и посмотрела на него. Свет и тьма. Сила и мощь. Лучи заходящего солнца запутались в его густых иссиня-черных волосах, ярко-голубые глаза излучали мерцающий из глубины души свет. Когда она впервые увидела его, ее поразили резкие черты его лица. Гейдж показался ей почти уродом. Но даже тогда, не разглядев его красоты, она поразилась мощным волнам энергии, расходившимся от него.