Он подошел поближе и смог привлечь внимание Имасу Теперь они оба поймали друг друга на крючок, и можно было начинать игру. Он спросил музыканта, не преподает ли он. Он хотел больше времени проводить с новым знакомым. Но научиться играть он тоже хотел – чтобы узнать, сможет ли он так же увлечься.

Уже после нескольких уроков Магнус понимал, что звуки, которые он извлекал из чаранго, отличаются от тех, что извлекал Имасу. Довольно сильно отличаются. Катарина и Рагнор умоляли его бросить инструмент. Незнакомые люди на улице просили его о том же. Даже кошки убегали от него. Но…

– У тебя большой потенциал, – сказал Имасу серьезно, и глаза его рассмеялись.

Магнус старался слушать добрых, вдохновляющих и необыкновенно красивых людей. Поэтому он продолжил заниматься чаранго, хотя дома ему играть запретили. В общественных местах ему тоже были не рады – один ребенок заплакал, газетчик отчитал его за нарушение общественного порядка, а группа слушателей даже устроила небольшой протест.

Последнее, что ему оставалось, – уйти в горы и играть там, что он и сделал. Он был уверен, что бросившееся в бегство стадо лам – простое совпадение. Ламы не могли его осудить. И кроме того, теперь чаранго явно звучало лучше. Либо он уже немного с ним освоился, либо стал жертвой слуховых галлюцинаций. Магнус предпочитал верить в первое.

– Мне кажется, я действительно нашел свою дорогу. В горах. В метафорическом, музыкальном смысле. Настоящих дорог там могло бы быть и побольше, – признался он однажды Имасу.

– Превосходно, – с горящими глазами произнес Имасу. – Мне не терпится тебя послушать.

Беседовали они в доме Имасу – нигде больше в Пуно Магнусу играть не дозволялось. Мать и сестра Имасу, к сожалению, страдали от мигреней, поэтому многие занятия с Магнусом ограничивались теорией музыки. Но сегодня Магнус и Имасу остались дома одни.

– Когда вернутся твои матушка и сестра? – беспечно спросил Магнус.

– Через несколько недель. Они отправились навестить тетушку. Э-э-э… не думай, что они сбежали… то есть покинули дом из-за какого-то неудобства.

– Такие прекрасные дамы. Жаль, что они так болеют, – заметил Магнус.

Имасу моргнул.

– Я о головных болях, – напомнил ему Магнус.

– Ах, ну да, – сказал Имасу. Он замолчал, а потом хлопнул в ладоши: – Ты собирался мне что-то сыграть.

Магнус просиял.

– Готовься. Сейчас ты будешь изумлен, – торжественно произнес он.

Он поднял инструмент, чувствуя, что теперь они с чаранго научились понимать друг друга. Ему стоило только захотеть, и музыка заструилась бы из самого воздуха, от речных вод и даже от занавесок, но с чаранго все было по-другому. Человечно и удивительно трогательно. Скрежет и колебания струн сливались, рождая мелодию, подумал Магнус. Он держал музыку в своих руках.

Магнус посмотрел на Имасу и увидел, что тот опустил голову на руки.

– Эй, – взволнованно воскликнул Магнус, – тебе плохо?

– Я просто поражен, – слабым голосом сказал Имасу.

Магнус почувствовал легкую гордость:

– А! Ну, хорошо.

– Поражен тем, как плохо это звучало.

Магнус моргнул:

– Прости?

– Я больше не могу врать! – выпалил Имасу. – Уважаемые лица города просили меня, чтобы я уговорил тебя прекратить. Моя собственная матушка, святой человек, умоляла меня со слезами на глазах…

– Ну не настолько же я плох…

– Настолько! – Плотину недовольства музыкой словно бы прорвало.