— А потом вдруг легко стало… да?

— Не знаю. Я не знаю, почему он решился… Мам, посмотри на неё… Внимательно посмотри! Ты знаешь, у нее в улыбке… всё-всё. Не знаю, как поточнее выразиться, она… Вот! Она всех прощает! Всех нас! И тех, кто раньше были, и тех, которые сейчас, и которые еще придут… Вот бабушка так любила ее, так мечтала повидаться, и не пришлось… Мама, ты должна туда съездить!

— Куда — туда?

— Ну, к ней, конечно, к Джоконде. К Моне Лизе.

— Но зачем, Лиза? Ты же знаешь, как я к ней отношусь, еще с детства.

— Вот поэтому и поезжай. Повидаться. Вместо бабушки. Ну, что ты молчишь? Разве ты не хочешь в Париж? В Лувр? Ты еще француза там в себя влюбишь, потому что ты сама как француженка! И деньги есть, вон, в конверте!

— Спасибо папе, — сдержанно сказала Мона, — и за первое, и за второе.

— Так ты поедешь? — не отставала Лиза.

— Ну… я не знаю. Подумать надо…

… Мона подошла к бордовому бархатному канату, отделяющему застекленный, в тяжелой раме, портрет от публики. Не такой уж большой портрет, как думалось. Конечно, здесь краски ярче, чем на картинке дома. Она здесь вообще другая.

Они смотрели в глаза друг другу. Ни у одной женщины в мире Мона не видела таких всё понимающих глаз. Насквозь. И улыбка ее насквозь. И взгляд. Она действительно ВСЕХ ПРОЩАЕТ. Но всё же… всё же… она полна пренебрежения. Нет, пожалуй — снисхождения.

«Привет тебе. От моей мамы», — шепотом сказала Мона.

Неподалеку от Лувра Мона накупила сувениров. Лолке украшение на шею, Лизе альбом Леонардо-да-Винчи, себе купила красивую золоченую рамку. Вполне подходящую по размеру.

ДРУГ МОЕГО МУЖА

У меня всегда был здравый смысл. А также достоинство, самоуважение, внутренняя совестливость, и что там еще?.. Еще обязательства перед мужем, к которому я всегда питала только положительные чувства. Эти чувства в обществе называют любовью. Муж мне дал много и в материальном и в духовном плане. С ним легко и беззаботно. Может, он бывает излишне серьезным и придает мелочам большее значение, чем они того заслуживают, но ведь свои тараканчики у каждого есть. Во всяком случае, его общество меня никогда не тяготит, и с ним приятно во всех отношениях. Нашему браку восемь лет, а мне лично двадцать восемь. И, если бы мне год назад какая-нибудь дура или дурак сказали, что я буду (попытаюсь!) крутить роман с другом моего мужа, я бы вслух посмеялась, а про себя подумала: на фиг мне такие проблемы. Если я вдруг и заведу роман, то далеко на стороне, с человеком, незнакомым не только с моей семьей, но и с моим ближним и дальним окружением.

Но и эта глупейшая мысль о никчемном и ненужном романе, промелькнув на мгновение в сознании, скоренько удалилась за ненадобностью и бесперспективностью.

Но даже и глупейшие мысли иногда, к несчастью, осуществляются. Я никогда не подозревала, что со мной может такое случиться. Мало того, что «оно» случилось, так еще едва меня не лишило тех понятий, перечисленных в начале: достоинство, самоуважение и прочее…

Поехали мы на недельку отдыхать «в деревенском стиле» — сняли домик на берегу Кинерета. Вокруг деревья, чудный воздух, рядом пляжик, кофе утром на веранде. Рай! И мы двое в раю. Наш любимый отпрыск шести лет остался в городе, под присмотром бабушки, и было сурово ему сказано: не будешь слушаться бабушку, мигом улетишь на месяц в «кайтану!».