Буквально через две минуты над Тверью пролетело два звена тяжелых стратегических бомбардировщика, которые сразу же стали набирать высоту для прицельного бомбометания, а я равнодушным голосом сказал полковнику:

— Вот и всё, теперь песенка вашего Рыбникова спета. Или вы сдаётесь и мы поставим его к стенке вместе с тверским ОМОНом, или здесь скоро станет очень жарко.

Полковник протянул руку к моей рации, я отдал её и он, проглотив комок, подступивший к горлу, прохрипел:

— Лейтенант Скиба, мы сдаёмся. Сейчас мои люди выволокут из бункера Рыбникова и его охрану. Всех тех, кто уцелеет. Обещаю, с Батей ничего не случится. Я своей головой ручаюсь тебе за это. — Возвращая мне рацию, он приказал — Подать сюда бронетранспортёр для Бати, быстро! — После чего негромко сказал — Вы уже и так почти половину омоновцев и прочих карателей покрошили, товарищ военный комендант. Меня вы можете поставить к стенке вместе со всеми за то, что я проявил нерешительность и сам не подавил этот путч, только не нужно расстреливать солдат и офицеров моего полка. Они точно ни в чём не виноваты. Мы самая обычная мотопехота и прибыли в Тверь с семьями всего каких-то две с половиной недели назад.

В отдалении послышалось рычание двигателя и через пару минут к нам подъехал командирский "БТР-90". Его люк откинулся и я вместе с полковником забрался в него, после чего сразу же вызвал вертушки. Они появились пять минут спустя, а буквально ещё через каких-то пять минут из всех входов стали выталкивать связанных омоновцев в сером камуфляже и ещё каких-то типов в камуфляже армейском. Некоторые солдаты и офицеры, выводившие их, были ранены, но и они сразу же бросали оружие на бетон. Из вертушек стали спускаться по верёвкам мои бойцы, а к тому бронетранспортёру, в котором сидели я и полковник Григорьев, бросился со всех ног Скиба. Вскоре я уже находился на борту летающего госпиталя "Ми-17Г" и, лёжа на операционном столе в одних трусах, проходил обследование и выслушивал нотации, которые мне читали громким матом, не стесняясь двух медсестёр, пожилой военврач и капитан Василёк. Ранения я получил не слишком тяжелые, у меня было выбито два зуба, один из которых и так следовало удалить, и сломано три ребра. Синяки и ссадины в зачёт не шли. Наконец военврач приказал мне сесть, наложил на грудь стягивающую повязку, приказал несколько раз глубоко вздохнуть и, увидев, что я сделал это не поморщившись, удовлетворённо кивнул, но всё же сказал:

— Мудак ты, Батя, хотя с другой стороны нам всем очень повезло, что тебя захватили в плен. Это позволило, что называется, разрубить Гордиев узел. Всё, одевайся и забудь о дальнейшей поездке на мотоцикле. То же самое можно сделать и на вертолёте.

Часа через три тверская крепость была полностью зачищена и из неё стали выводить народ. Мне пришлось задержаться в Твери на четверо суток. Из Москвы прилетели мои коллеги, мы провели вместе с новым тверским руководством совещание и в итоге меня избрали временным военным комендантом центрального федерального округа, хотя я и отбрыкивался изо всех сил. Вообще-то я согласился принять эту должность только с одним единственным условием — за мной была сохранена должность командира специального отряда быстрого реагирования "Ночной дозор". За последние несколько дней он увеличился на треть. Произошло за это время и ещё два радостных события — в Звёздном городке ценой невероятных усилий подняли "на ноги" большую антенну космической связи, а в Москве было полностью восстановлено оборудование одного из крупнейших операторов сотовой связи.