Изменить размер шрифта - +
На длинной широкой скамейке раскладывались кожа, инструменты. Рядом стояла табуретка вся в дырках от гвоздей — на ней он шил, прибивал. Сам сидел на специальном крутящемся стуле. Кожи отец покупал полуфабрикатные, и дома их разминали — «катали», — делая мягкими, эластичными, смазывая при этом специальными растворами и маслами. «Катанием» занимались взрослые и дети, кроме маленькой Ани и убогой Гали — одной из старших сестёр. Особенно не любил эту процедуру брат Денис. Как увидит разложенные на широкой лавке новые кожи, так и начинает ругаться:

— Опять эти кожи катать!

Отец любил выпить и выпивал крепко. Как повезёт на базар сапоги продавать, так с базара обязательно — в шинок. Это если дело было зимой. Летом же — на кладбище, которое тоже располагалось рядом с базаром. И даже если мать ездила с ним, никак не могла увести его сразу домой. Возвращалась одна и ждала. Если долго не приходил, шла за ним, отлично зная у какой могилки с какими дружками он пьёт. Или посылала сына Дениса. Приходилось Денису ходить за отцом и после воскресных служб: Александр пил с попами и дьяконами в домике при церкви. Мать ругала его:

— Сына позоришь! Он уже парубок, девчата на него заглядываются, а он ведёт по городу пьяного отца! Стыдно!

Сколько раз отец давал слово бросить пить, но сдержать его не мог. Однако от его пьянства материального урона семье никогда не бывало: отец не пропивал вырученные деньги, ничего не выносил из дому. Наоборот: отрезвев, работал так старательно, стараясь искупить вину. И пьяным он был не злой, не буйный — весёлый, добрый. Дети так даже любили его выпившего: он раздавал деньги, позволял к себе в карманы залезать, пел, ласкал их. Вот только спать уложить его было невозможно. Бывало, всё ходит по дому, на мебель натыкается, чашку разобьёт, ведро опрокинет, а никак не угомонится. Уже и сядет на лавку, и голова на руки падает. А стоит жене подойти:

— Пидемо, я тебе уже постелила, ложись спать…

Тут же вскакивает:

— Нет, я зараз ще поработаю!

Тянется к кожам, ножам. Сейчас или себя поранит, или что-то порежет. Тогда мать прибегает к последнему, верному средству. Кивает детям — те уже знают, — стоят наготове:

— Кладить батька спать!

Да, только детям удавалось уговорить отца. Обступят его — Маня, Денис, Галя, Нюра, Федя, — поднимут под руки, уложат на кровать, сапоги стаскивают. Он улыбается, бормочет:

— Детки, детки…

Засыпает…

Но однажды — один только раз так случилось! — привезли его дружки на телеге мертвецки пьяного, без признаков жизни. Даже дыхания, казалось, не было. Положили на пол, сказали: «Не трогайте его, пусть тут лежит и спит». Но это и на сон не было похоже! Страшную ночь пережила семья: думали, отец не очнётся… Потом он стоял на коленях перед иконами, клятву давал, что не будет пить. Но… пил. Аня хорошо помнит своего отца таким: идёт по улице весёлый, слегка пошатывается, и поёт своим красивым баритоном любимую частушку:

Мать — Фёкла Денисовна, — в девичестве Котлярова. Своего деда Дениса Котлярова Аня немного помнит… Вошёл в комнату, стал у печки: в полушубке, шапка лохматая, с бородой большой. А она, маленькая, смотрит во все глаза. Он улыбнулся ей, заговорил, взял на руки. Она сразу прижалась к нему… Дед Денис и в самом деле был добрым человеком. Летом он крестьянствовал, а зимой подрабатывал извозчиком. У него был красивый расписной возок, так он в нём охотно катал детвору со всей улицы. Именно на этом возке и ездили в церковь венчаться сестра Дарья с мужем.

Помнит Аня и похороны деда. Стояла весна, снег таял, слякоть. Отец понёс её, малышку четырёх лет, в дом деда на руках.

Быстрый переход