Нам приходилось кричать так громко, что, казалось, вот-вот лопнет бумага, которой оклеены сёдзи [ ]. Интересно, как при этом он мог разобрать, что ему говорили духи? А может, наоборот: слова духов лучше доходят до глухих? Хонда оглох, получив контузию на войне. В 1939 году он служил унтер-офицером в Квантунской армии, и во время боев с советско-монгольскими войсками у Номонхана [ ] на границе Маньчжурии и Монголии от разрыва снаряда или гранаты у него лопнули барабанные перепонки.
Мы ходили к нему вовсе не потому, что верили в его спиритические способности. Я лично не питал к этому интереса, а у Кумико стремление к сверхъестественному было куда меньшим, чем у ее родителей и брата. Будучи немного суеверной, она приходила в расстройство от плохих предсказаний, но сама в такие дела не влезала.
На наших встречах с Хондой настаивал отец Кумико. Вернее, таким было условие, которое он поставил, прежде чем дать согласие на наш брак. Условие довольно странное, но мы с ним согласились, чтобы избежать ненужных проблем. Откровенно говоря, мы с Кумико не думали, что будет легко добиться согласия ее родителей. Отец Кумико был госчиновником. Младший сын в небогатой семье фермера из Ниигаты, он со стипендией был зачислен в Токийский университет, с отличием окончил его и устроился на престижную работу в министерство транспорта. На мой взгляд, само по себе это замечательно. Но, как часто бывает с людьми, прошедшими такой путь, он оказался человеком высокомерным и самодовольным. Привыкнув приказывать, он ни капли не сомневался в ценностях того мира, к которому принадлежал. Иерархия значила для него все. Он легко склонялся перед любым начальством и без малейших колебаний давил тех, кто был ниже его по чину. Ни я, ни Кумико не верили, что такой человек примет женихом своей дочери двадцатичетырехлетнего студента без гроша в кармане, без положения и приличного происхождения, который не может похвастаться особыми достижениями в учебе и почти не имеет перспектив. Если родители откажут, мы все равно собирались пожениться и жить сами по себе, не общаясь с ними. Мы были молоды, любили друг друга и считали, что и без денег, и без родителей будем счастливы.
Тем не менее я направился в дом Кумико просить ее руки. Встретили меня более чем прохладно. Такое чувство, будто одновременно распахнулись двери всех холодильников в мире. Тогда я работал в юридической фирме. Меня спросили, собираюсь ли я сдавать экзамен в коллегию адвокатов. Я сказал, что собираюсь. Я и в самом деле тогда еще думал поднапрячься и попробовать силы на экзамене, хотя у меня и оставались большие сомнения. Однако по моим баллам в университете легко было догадаться, сколь мало шансов я имел. Короче говоря, выходило, что их дочери я не пара.
Но в конце концов родители Кумико пусть неохотно, но благословили нас. Это действительно было похоже на чудо, и обязаны мы были именно Хонде-сан. Услышав, что я за человек, он решительно заявил, что если они хотят выдать свою дочь замуж, лучшего жениха, чем я, не найти. И уж коли Кумико остановила на мне свой выбор, они ни в коем случае не должны противиться этому, иначе всех ждут ужасные последствия. Родители Кумико тогда всецело доверяли Хонде и не посмели ему перечить: ничего не оставалось, как признать меня мужем их дочери.
Однако я так и остался для них чужаком, незваным гостем. Первое время после свадьбы мы с Кумико два раза в месяц в обязательном порядке приходили к ним на семейные обеды. Без преувеличения тошнотворные мероприятия – нечто среднее между бессмысленным смирением плоти и жестокой пыткой. Весь обед меня не покидало чувство, что стол, за которым мы сидим, по длине не уступит платформе на вокзале Синдзюку. Они ели и разговаривали о чем-то на одном конце стола, я же пребывал от них в бесконечном далеке. Спустя год после свадьбы у нас с отцом Кумико случился такой ожесточенный спор, что мы перестали встречаться вообще. Наконец я смог вздохнуть с огромным облегчением. Ничто так не изматывает человека, как бессмысленные и бесполезные усилия. |