|
Я даже обалдел от такого обилия оттенков серого цвета. Странное создание человек: стоит минут десять посидеть с закрытыми глазами, и открывается поразительное многоцветие. Бездумно перебирая в голове образцы серого цвета, я опять начал насвистывать. – Эй! – раздался вдруг чей-то голос. Я испуганно открыл глаза. Наклонившись и вытянувшись вперед, посмотрел поверх сорняков на калитку. Она была открыта. Распахнута настежь. Ясно, что следом за мной в нее кто-то вошел. Сердце сильно забилось. – Эй! – послышалось снова, и из-за статуи появилась девчонка, загоравшая в прошлый раз в саду напротив. На ней была та же бледно-голубая майка «адидас» и шорты. Она по-прежнему слегка прихрамывала. Не было только солнечных очков. – Что вы здесь делаете? – спросила она. – Веду поиски кота, – ответил я. – Правда? Что-то непохоже. Вы просто сидите и свистите с закрытыми глазами. Так котов не ищут. Я почувствовал, что краснею. – Мне лично все равно, – продолжала девчонка. – Но вдруг вас увидит кто-нибудь незнакомый. Подумает, что вы извращенец. А вы правда не извращенец? – Думаю, что нет. Девчонка подошла ко мне и после тщательного осмотра выбрала из составленных под карнизом стульев тот, что почище. Учинив ему еще одну строгую проверку, она поставила его на землю и села. – Что это вы свистели? Совсем никакой мелодии. Вы случайно не педик? – Да вроде нет. А почему ты так подумала? – Я слышала, что педики свистеть не умеют. Это правда? – Понятия не имею. – Мне вообще-то без разницы – педик, извращенец или еще кто, – заявила девчонка. – Вас, кстати, как зовут? Трудно разговаривать, когда имени не знаешь. – Тору Окада. Девушка несколько раз повторила мое имя. – Так себе имечко, да? – Как сказать, – ответил я. – Мне всегда казалось, до войны был такой министр иностранных дел – Окада [ ]. – Я в этом ничего не понимаю. История мне не дается. Ну ладно. А может, у вас какое-нибудь прозвище есть? Что-нибудь попроще, чем Тору Окада. Я тщетно пытался вспомнить, было ли у меня когда-нибудь прозвище. Ничего похожего. Интересно, почему? – Нет у меня прозвища. – Ну, например, Медведь? Или Лягушка? – Нет. – Ну давайте же, – настаивала она. – Придумайте что-нибудь. – Заводная Птица, – произнес я. – Заводная Птица? – переспросила девчонка и уставилась на меня, раскрыв рот. – Это еще что такое? – Заводная Птица, – сказал я. – По утрам, сидя на дереве, она подкручивает пружину нашей жизни. Девчонка опять пристально посмотрела на меня. – Я только что это придумал, – вздохнул я. – Эта птица каждый день прилетает к нам и кричит с соседнего дерева: Кр-р-р-ри-и-и… Но ее пока никто не видел. – Хм! Ладно. Раз так – буду звать тебя Заводной Птицей. Тоже язык сломаешь, но все же гораздо лучше, чем Тору Окада. – Спасибо. Девчонка изменила позу: уселась на стул с ногами и уткнулась подбородком в колени. – А тебя как зовут? – поинтересовался я. – Мэй Касахара. Мэй… это от месяца май. – Ты родилась в мае? – Чего спрашивать? Вот было бы смеху, если б я родилась в июне, а меня вдруг назвали Мэй. – И то правда. Как я понимаю, в школу ты так и не ходишь? – Я долго за тобой наблюдала, Заводная Птица, – проигнорировала мой вопрос Мэй. – Из комнаты в бинокль видела, как ты вошел через калитку. У меня всегда под рукой маленький бинокль, чтобы наблюдать за дорожкой. Ты, наверное, не знаешь: здесь разные люди ходят. |
