— Почему? Ты боишься? Стесняешься? Попробуй!

— Нет.

— Я сто раз видела, как у тебя что-то не получается. Ничего тут нет этакого. Пробовать нужно! Сильные слова могут помочь.

— Нет.

— Почему?

Бык не мог и не хотел объяснять.

Для Листьи «дракон» был просто ещё одним образом, подобно мегалодону Веньеты или её собственной гигантской чайке. Но Бык-то видел дракона вблизи. И задолго до того, как увидеть дракона, он видел то, что творил дракон. Разрушенные сёла. Растерзанные трупы. Изгаженную землю, которую нельзя было уже очистить никакой магией, даже магией Древних. Новые товарищи Быка любили принимать чудовищный облик, но никто из них не становился чудовищем по-настоящему… Кое-чему Бык у них ещё не научился. Не умел он играть в игры с такой лёгкостью и самозабвением, как они.

Листья всплеснула руками.

— Ну пускай! — сказала она. — Превратись хотя бы в кого-нибудь!

— Когда-нибудь я превращусь в старика, — сказал Бык, пытаясь отшутиться, хотя настроения шутить у него не было. — Седого и беззубого. Это точно.

— Это — вряд ли, — Листья похлопала его по плечу. — Разве что смеху ради. Что ж, тогда бери пластинку и мучайся с ней.

Бык скривил такую рожу, что она рассмеялась.

— Именно ею, — сказал Бык мрачно, — я и собирался заняться.

Проклятая пластинка выпила из него всю кровь и принялась за костный мозг. Бык возненавидел её. Но её нужно было одолеть. Не подчинив её, нельзя было двигаться дальше. Бык вытащил пластинку, пробудил её и с отвращением уставился на разноцветные значки. В глазах тотчас зарябило.

— Вот это — сюда, — посоветовала Листья и ткнула пальцем, но как-то так, что Бык не уловил сути. Он сдержал тяжёлый вздох.

Листья сказала ему ещё что-то полезное, но малопонятное, и ушла. Бык сгорбился над пластинкой.

На сей раз он должен был заставить крутиться мельничное колесо: крутиться без запинок и остановок, ровно и сильно, как следовало. Для убедительности пластинка могла показать ему это колесо — а с тем и старую мельницу у ручья, непролазный дикий малинник, лысого суетливого усача-мельника, старательно залатанные мешки… Бык сознавал, что это лишь красивая видимость для развлечения и отдыха глаз, но всё равно чувствовал вину перед нарисованным мельником. С колесом творилась какая-то чертовщина. В лучшем случае оно просто не двигалось. Это хотя бы можно было понять. Но почему оно норовило двигаться рывками? Рывками разной скорости или продолжительности? Почему оно могло безупречно прокрутиться пять раз, а потом заклинить?.. Всё это объясняли последовательности разноцветных значков, но Бык в них путался.

Он мог сдаться, пойти к Эфретани и попросить объяснить задачу. Но он так ходил уже трижды и сам для себя постановил, что хватит. Весь смысл был в том, чтобы справиться самому.

Поэтому Бык пыхтел, кряхтел, вздыхал, переставлял значки туда и сюда, поодиночке и группами, стирал их и писал новые, и снова, снова, снова вызывал картинку в надежде увидеть исправное колесо.

Ему не пришлось мучиться долго.

Хо Сина он заметил издалека.

Всю минувшую жизнь Бык провёл в боях либо в бегах, а потому обладал отлично развитым боковым зрением. Канонир «ХроноРозы» носил свободные штаны и халат из невозможно яркого алого шёлка. Даже сейчас, солнечным полднем, этот цвет царапал глаза. Красные штанины и рукава Хо Сина на голенях и предплечьях крест-накрест стягивались кожаными ремнями — когда-то золочёными, а теперь облезшими. Тяжёлую львиную голову его украшала львиная грива, которая вечно неприбранной торчала во все стороны.

Белые зубы Хо Сина блеснули в улыбке.