Бык поднял голову, нашарил взглядом сверкающую спину капитана. Золото будто плавилось и стекало с неё, как пот. В глазах у Быка всё дрожало… нет, это дрогнул сам Аладору. Он отступил на шаг.

Ещё на шаг.

Быка захлестнул ужас. Он был воином и понимал, что Фреге не оставит капитана в живых. Не пощадит столь грозного врага. Бык не мог представить себе мира без Аладору. Мир без надежды и смысла не сможет существовать…

Веньета пошатнулся и упал на одно колено.

С режущей ясностью Бык различил над ним лицо Делнора и его холодную торжествующую улыбку.

В голове у Быка к этой минуте оставалось две внятные мысли. Одна — о подлом нраве Тортуги, а вторая — о том, что сейчас Аладору и Оллеру как воздух нужна ещё одна военная хитрость. Без военной хитрости им не одолеть.

На месте Быка человек менее самоуверенный, человек более разумный попытался бы бежать и позвать на помощь. Но на месте Быка был Бык. И он не подумал о бегстве. Он знал, что должен вмешаться. Только как? Что он мог? Нет, он здесь не годился. Нужен был кто-то иной. Кто-то ужасающий. Чудовищный, могучий, неуязвимый. Смертоносный.

И Бык рванулся вперёд. Ему показалось, что он взлетел, но он по-прежнему стоял на ногах, он поднимался на передних лапах и смотрел на людей сверху вниз. Мир в глазах его скакал и раскачивался. Запах моря стал резче и распустился как цветок; Бык различил в нём тёплые и холодные течения, медуз и моллюсков, рыб и водоросли. Прихлынули бесчисленные запахи Тортуги — раскалённый камень, цветущие деревья, вонь отбросов и горючего, и тысячи других. Солнце обрушилось сверху огненным морем, но Бык больше не боялся огня. Он был огнём сам. Он дышал огнём. Кровь пламенела под его чешуйчатой шкурой. Угрожающе подняв крылья, он шагнул, видя одного Делнора, нависая над ним, он вздыбился, разевая пасть с гулким хрипом…

Нет, он не был противником для Делнора Фреге. Ни сейчас, ни в обозримом будущем. Ни в человеческом облике, ни в драконьем и ни в каком другом. Но глубочайшее потрясение охватило всё существо Быка и выплеснулось из него, переполнив реальность. Под сокрушительным ударом предельной воли содрогнулись неосуществлённые возможности и невоплощённые идеи, несформированные решения и непринятые выборы, все символы вероятностного океана. Вещество возникало из ниоткуда. Бесконтрольно во все стороны распространялась энергия. Пространство взорвалось.

Фреге не ждал этого. На один неуловимо краткий миг он переключил внимание.

Мига было достаточно.

Вновь стало тихо.

Но тишина была иной. Медленно, медленно возвращалось спокойствие, о котором — когда-то очень давно — говорил старый Оллер. Солнце ускользнуло в небеса, на законное место, и умерило жар. Подул ветер. Он показался Быку ледяным. Дрожа, Бык свернулся клубком. Он лежал на камнях, но даже камень, что врезался ему под треснувшие рёбра, сейчас казался мягким как подушка. Бык плавал в поту. Едва хватало сил дышать. Голова стала пуста. Зубы стучали. Сердце ёкало и неритмично подёргивалось в груди. Бык уплывал в обморок. Сквозь белёсую пелену беспамятства он почувствовал, что Цейно подполз к нему и что-то говорит. Сил слушать уже не было.

— Да чтоб тебя рыбы съели! — заорал Хо Син. Бык только слабо вздрогнул. — Почему ты не позвал меня?

Цейно передал Быка на руки Листье. Со вздохом Листья обняла его, погладила по голове и на несколько секунд Бык забылся блаженным сном. Во сне он видел, как над ним склоняется Илунна, и чувствовал целительное касание её разума, лёгкое, острое и холодное как лёд. И ещё он различил вдали белую фигуру, такую же холодную. Она уже растворялась в вероятностях, распадалась на кванты, чтобы вновь собраться воедино в неизмеримой дали, но Бык даже во сне узнал её, как узнал Делнора когда-то.