Конечно, в таком изложении все кажется простым до абсурда. С другой стороны, так оно и было. Я загорел до черноты. И действительно, как он и сказал, меня пытали.

Боги и люди Афганистана были настоящими дикарями и не хотели, чтобы ими правили из Уайтхолла, или из Берлина, или даже из Москвы, они не были готовы внимать гласу разума. Меня послали в эти холмы вместе с Н-ским полком. Пока бои шли в холмах и в горах, наши силы были равны. Но как только боевые действия переместились в пещеры, во тьму, мы поняли, что оказались на чужой территории и столкнулись с тем, что лежало за пределами нашего понимания.

Я никогда не забуду зеркальную поверхность подземного озера, как не забуду и то, что поднялось из его глубин: мигающие глаза той твари и шепчущие, поющие голоса, которые сопровождали это существо, пока оно поднималось к поверхности – голоса вились вокруг него, подобно пчелам, огромным, как весь этот мир.

То, что я выжил, было поистине чудом, но я выжил и вернулся в Англию, и нервы мои были разодраны в клочья. Место, где меня коснулся похожий на пиявку рот, навсегда обзавелось татуировкой, туманно-белой, въевшейся в кожу плеча, с того времени – парализованного. Когда-то я был богачом. Теперь у меня не осталось практически ничего, кроме страха перед миром-под-этим-миром, страха, близкого к панике, такого страха, когда тебе проще потратить шесть пенсов из своей армейской пенсии на такси, чем пенни – на поездку в подземке.

Однако туманы и сумрак Лондона успокоили меня, приняли обратно. Я потерял предыдущее жилье, потому что кричал по ночам. Когда-то я был в Афганистане, теперь меня там не было.

– Я кричу по ночам, – сказал я ему.

– Мне говорили, что я храплю, – ответил он. – А еще у меня нет четкого распорядка дня, и я часто использую каминную доску для учебной стрельбы. Мне понадобится гостиная, чтобы принимать клиентов. Я эгоистичен, неразговорчив и замкнут, и на меня легко нагнать скуку. Будет ли это проблемой?

Я улыбнулся, покачал головой и протянул руку. Мы обменялись рукопожатием.

Комнаты на Бейкер-стрит, которые он подобрал для нас, более чем подходили для двух холостяков. Я запомнил, что говорил мой друг о своей страсти к уединению, и не стал спрашивать, чем он зарабатывает на жизнь. Однако мое любопытство было растревожено. Посетители приходили в любое время дня и ночи. При их появлении я покидал гостиную и отправлялся к себе в спальню, размышляя, что общего может быть у этих людей с моим другом: бледная женщина с белым, как кость, глазом, маленький человечек, похожий на коммивояжера, тучный денди в бархатном сюртуке, все остальные. Некоторые приходили часто, прочие же появлялись лишь однажды, говорили с ним и уходили – с видом встревоженным или, напротив, удовлетворенным.

Он был для меня загадкой.

Однажды утром, когда мы вместе наслаждались великолепным завтраком, приготовленным нашей хозяйкой, мой друг позвонил в звонок, вызывая эту добрую леди.

– Примерно через четыре минуты к нам присоединится еще один джентльмен, – сказал он. – Подайте для него прибор.

– Хорошо, – сказала она. – Поджарю еще сосисок.

Мой друг продолжил внимательно изучать утреннюю газету. Я со всевозрастающим нетерпением ожидал объяснений. Наконец я не выдержал:

– Не понимаю, откуда вы знаете, что через четыре минуты у нас будет гость? Не было ни телеграммы, ни какого-то другого уведомления.

Он еле заметно улыбнулся.

– Вы слышали, как пару минут назад к нашему дому подъехал кеб? Он притормозил, когда проезжал мимо подъезда – очевидно, кучер узнал нашу дверь, затем экипаж вновь набрал скорость и проехал мимо, на Мэрилбоун-роад. На этой улице множество экипажей и кебов высаживают пассажиров у вокзала и Музея восковых фигур. Идеальное место для человека, который не хочет, чтобы его заметили.