|
В Ленинграде они разместились в парадной части здания, построенного еще в 1911–1913 годах архитекторами семьи Бенуа. Дом был оборудован новинками того времени – лифтом, ванными комнатами, центральным отоплением, телефонами, во дворе располагались фонтан и колоннада из красного гранита. Здание имело собственную электростанцию и гараж. Новая власть успешно использовала уже существовавшее комфортное пространство, заселив его представителями ленинградской номенклатуры. В Москве же в Доме правительства появился специально созданный анклав с продуманной в деталях особой средой повседневного бытования. И в Москве, и в Ленинграде люди, приближенные к власти и обласканные ею, сплоченные единым местом проживания, приобретали специфические социальные черты. Так с помощью замкнутых жилых пространств формировались советские номенклатурно элитные слои середины 1920 х – конца 1930 х годов.
В это же время в стране шло конструирование так называемых «коммунальных тел», наделенных особым чувством коллективизма. Жилье как формальный локус должно было сыграть в этом процессе не последнюю роль. Так думали еще социалисты утописты. Они полагали, что в фаланстере – особом типе зданий – люди освободятся от тягот домашнего труда, от всего мелкого и частного, что затормозит процесс формирования «нового человека». Большевики попытались воплотить эти идеи в реальности. В стране появились первые дома коммуны с характерными для них специфическими чертами быта. Небольшая часть таких строений сохранилась и ныне. В Петербурге до сих пор существует здание, прозванное «Слезой социализма». Оно построено в 1929–1930 х годах в самом центре города, на улице Рубинштейна, по проекту архитектора Андрея Оля. В доме присутствовали индивидуальные квартиры, но отсутствовали личные ванные комнаты и кухни. Несколько лучше оборудовали и обустроили дом коммуну в Москве на Новинском бульваре. Этот комплекс проектировал архитектор Моисей Гинзбург. Он настоял на включении в планировку элементарных гигиенических удобств, в основном душевых кабин, часто на две квартиры. Появились и кухни, но чаще всего в виде так называемого «кухонного элемента». Дома коммуны рубежа 1920–1930 х годов – все же единичные примеры особого типа жилья, предназначенного для формирования массовых «коммунальных тел». Весной 1930 года большевистское руководство страны сочло архитектурные проекты домов коммун непродуманными дорогостоящими начинаниями, дискредитирующими «идею социалистического переустройства быта». Власть, конечно, не оставляла идею конструирования «нового человека» с помощью специфических форм повседневного обитания. Какое то время эту задачу пытались решить с помощью бытовых коммун, небольших коллективов людей, связанных совместным проживанием. Однако, кроме наивного желания «перескочить к коммунистическим отношениям», ни у руководящих работников, ни у рядовых коммунаров ничего не было. В первую очередь отсутствовало должным образом организованное пространство. Бытовые коллективы располагались в старых казармах, красных уголках при клубах, нередко даже в комнатах коммунальных квартир. В 1934 году XVII съезд партии большевиков охарактеризовал движение по созданию бытовых коммун как «уравниловско мальчишеские упражнения „левых“ головотяпов». «Коммунитаристские» начинания 1920–1930 х годов запечатлены в письменных источниках: официальных документах властных инстанций, воспоминаниях, советской прессе. Но ощутить сегодня специфику среды «бытовых коллективов» практически невозможно – их помещения практически не сохранились. Однако у исследователя, стремящегося понять особый стиль повседневности Советского Союза, пока есть возможность соприкоснуться с множеством пространственных артефактов обитания «человека советского». Эти локусы – результат повсеместного строительства типовых квартир в 1950–1960 х годах. |
