— Разве ты не можешь...

— Нет, сэр. Видимость слишком ограниченная, и я не могу прокладывать азимут по компасу. Нам придется сидеть здесь до тех пор, пока не появится возможность различать ориентиры на удалении по крайней мере полумили.

— Мы опередили преследователей на несколько часов, и они не смогут гнаться за нами верхом.

— Сэр, вы будете удивлены, узнав, как быстро могут двигаться люди, когда у них есть на то веские причины. А у этого шерифа причин больше чем достаточно. Его унизили и оскорбили в его собственном крохотном мирке, и он ни в коем случае не может допустить, чтобы это осталось безнаказанным, потому что вся его власть основана на том представлении, что он самый умный, самый хитрый, самый крутой сукин сын в здешних местах. Я видел то же самое в своем отце: такое же ослиное упрямство, помноженное на тщеславие. Шериф Леон в кровь разобьется, чтобы нас поймать, а мы застряли тут на целых полчаса. Как вы себя чувствуете?

— Я? Да ничего. Мозоль натер.

— У меня есть бинты и аспирин, но все это спрятано в тайнике, до которого еще несколько миль. Потом вам полегчает.

— Хорошо. К сожалению, у меня не те ботинки, чтобы совершать длительные пешие прогулки.

Они, не сговариваясь, посмотрели на ноги Сэма, обутые в кожаные штиблеты фирмы «Брукс бразерс» из Сент-Луиса, красивые, цвета красного дерева, свидетельство того, что их обладатель добился успеха в жизни. Но в этом диком, сыром лесу они выглядели до смешного не к месту.

— Что ж, вам придется немного потерпеть, — заметил Эрл. — Если все будет в порядке, через пару дней вы вернетесь домой и обнимете своих детей.

— Черт с ними, с детьми. В первую очередь мне хочется повидаться с Конни Лонгакр.

— Конни отличная девушка...

— Эрл, пережив такое, начинаешь задумываться о жизни, и я...

— Мистер Сэм, только не сейчас. Молчите. Поберегите силы. Вам они потребуются все до последней капли, прежде чем все это останется позади.

Через двадцать минут наконец стало светло настолько, что Эрл смог наметить азимут на ориентир на местности, и беглецы снова тронулись в путь. Еще через час они обнаружили вещи Эрла, спрятанные в высокой, густой траве за упавшим деревом.

Отвинтив крышку фляги, Эрл разрешил Сэму сделать большой глоток. Он достал из рюкзака чистые сухие носки и бинт. Разувшись, Сэм снял носки и выбросил их. Перебинтовав ногу, он надел сухие носки и с трудом натянул узкие, промокшие штиблеты.

— Ничего страшного, — успокоил его Эрл. — Они кожаные, разносятся, и вам будет удобнее.

Порывшись в рюкзаке, он достал пистолет 45-го калибра, несколько лет назад прошедший небольшую модернизацию: к ствольной коробке был приварен новый большой прицел, а на рычажке предохранителя появилось что-то вроде полочки.

— Вот, это вам.

— Эрл, я не могу принять у тебя оружие. Я не имею права никого убивать, завоевывая себе свободу. Этим я лишу законной силы все то, ради чего я столько лет боролся, а именно сам закон.

— Мистер Сэм, — сказал Эрл, извлекая из густой травы карабин «винчестер» в чехле, — и много вы здесь насмотрелись закона? Мы предоставлены сами себе, и никакой закон нам не поможет.

— Эрл, я знаю, что ты человек строгих моральных принципов, честный, порядочный. Тебя считают лучшим полицейским штата, и я знаю, что и во время войны ты сделал немало для того, чтобы приблизить победу. Однако сейчас я поражен тем, как быстро и легко ты переметнулся на другую сторону. Я начинаю опасаться, что твой несравненный дар нестандартно мыслить и решительно действовать, твои способности, значительно превосходящие способности большинства людей, можно обратить как на добро, так и на зло.