– Тяжкий долг? Почему вы так решили?

– Вы выглядите очень мрачной.

– Правда?

Я попыталась рассмеяться и объяснить, что со мной всегда так: если я погружаюсь в свои мысли, все вокруг сразу думают, что мне грустно.

– Вот такая у меня удивительная особенность, которая ничего хорошего не приносит: людям кажется, что я злюсь или мне грустно, тогда как я всего лишь задумалась, – сказала я.

– А если я спрошу, о чем вы думаете?

Я засмеялась и покачала головой.

– Спросить можно. Только вряд ли вы получите ответ.

– Тогда я и спрашивать не буду.

Он тоже рассмеялся и перевел разговор на другую тему.

Так мы прогуляли по меньшей мере час, и теперь приближались к замку. Мы вошли внутрь.

Я хотела поскорее подняться наверх и заглянуть в комнату к Каролине, но Арильд и не думал так быстро отпускать меня. Он повел меня к окну и, кивая куда-то вдаль, сказал:

– Вы никогда не замечали, что в замке из разных окон открывается совершенно разный вид? Эти окна – почти как живая книга с картинками. Может быть, пройдемся, посмотрим?

И мы отправились в познавательное путешествие от окна к окну. Планировка замка со множеством башен и выступов не поддавалась какому-либо логическому объяснению, из каждого окна открывался новый вид. К тому же природа вокруг сама по себе была очень разнообразной.

Нам передалось настроение, царившее в парке, где я всегда чувствовала себя свободнее, чем в самом замке. Постепенно мы обошли весь замок и вдруг почувствовали, что со всех сторон нас окружают стены. Наши голоса зазвучали приглушенно.

Пейзажи в окне все больше начинали напоминать картины на выставке. Я с трудом могла себе представить, что каких-нибудь полчаса назад мы с Арильдом гуляли по парку, который сейчас был виден из окна.

Когда мы подошли к той части замка, где жила бабушка Максимилиама Стеншерна – Сигрид по прозвищу Вещая, – Арильд спросил:

– Вы, разумеется, никогда не встречали нашу прабабушку?

– Нет.

– Неудивительно. У нее редко находится время для общения.

– Но ведь у пожилых людей обычно времени хоть отбавляй.

– Только не у Сигрид. У нее столько всяких планов и дел, а она такая старая, что времени у нее осталось немного.

– Но она же слепая.

– Да, но она лепит скульптуры. Раньше она рисовала пейзажи. Жалко, что она не может посмотреть на пейзажи Розильды. Думаю, они бы ей понравились.

Иногда она звала Арильда и Розильду к себе, чтобы Розильда рассказала ей о своих картинах. Она пытливо выспрашивала о теме, композиции и цвете. Розильда должна была подробно написать обо всем, а затем Арильд читал это вслух. Старуха выслушивала все очень внимательно и давала добрые советы. Но ни о чем, кроме живописи, она с ними никогда не разговаривала.

– Даже о погоде, – рассмеялся Арильд. – А я ее и вовсе не интересую.

Но он по этому поводу нисколько не расстраивается, заверил меня Арильд. Он рассказал, что раньше Сигрид была глухой. Это было еще в те времена, когда она рисовала, и по ее пейзажам было видно, что они нарисованы глухим человеком. Она умела рисовать тишину, сказал Арильд. Что бы она ни рисовала – людей ли, или пейзажи, – они всегда утопали в безмолвии.

– Мне бы так хотелось посмотреть на ее картины, – сказала я.

По глазам Арильда я увидела, что он оценил мой интерес.

– Значит, нам надо попытаться это устроить. Раз в год – в свой день рождения – Сигрид устраивает прием.