Мне ужасно хотелось посмотреть на их встречу, но надо было идти.
– Извините, – снова сказала я и наконец-то разминулась с ней.
И тогда она обернулась.
– Фрекен здесь одна? Я не вижу вашего брата.
– Он тоже здесь. Просто ушел вперед.
Женщина кивнула и зашла в цветочный зал, а я побежала догонять Амалию и Каролину.
Мастерская находилась в башне, на самом верху. Комната оказалась маленькой, но и картины тоже были небольшими. Все они оказались приблизительно одного размера, но сюжеты были разными. По большей части – пейзажи, но также и интерьеры, натюрморты, портреты. Что бы ни изображалось на картинах, главным их содержанием была тишина, как и рассказывал Арильд. В чем проявлялась эта тишина, сказать не могу, но она сразу бросалась в глаза. Она не вызывала ощущения тяжкого и скорбного безмолвия – скорее это была подлинная тишина нашей жизни и природы. Сама не знаю почему, но я не чувствовала никакой связи между этими картинами и озарением, которое посетило меня в цветочном зале. Это были удивительно гармоничные рисунки, но они раскрывали только одну из сторон баронессы, важную и необыкновенную, а ведь у нее было столько разных граней, которые, может быть, нашли отражение в ее скульптурах. На них мне теперь тоже не терпелось посмотреть.
– Наверно, в следующий день рождения, – тихо сказала Амалия.
Когда мы с Каролиной остались наедине, я спросила ее, о чем она разговаривала с Сигрид.
– В основном она говорила что-то в ответ на мои слова.
– А что ты ей рассказывала?
Каролина замолчала, она подумала, затем вызывающе посмотрела на меня, спросив, не обижусь ли я, если она не станет мне об этом говорить.
– Никакой тайны здесь нет, но все же мне не хотелось бы об этом рассказывать. Понимаешь?
Конечно, я понимала.
Каролина задумчиво посмотрела на меня.
– Ты правда не обидишься?
– Правда.
Тогда она улыбнулась и сказала, что кое-что она все-таки должна мне рассказать. Она спрашивала у Сигрид, откуда та берет свою силу.
– И знаешь, что она мне ответила?
– Нет.
– Никогда не спрашивай курицу, которая несет золотые яйца, почему они золотые. Как только курица начнет об этом думать, она перестанет нести яйца.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Время бежало быстро.
Лето подходило к концу.
Каролина собиралась остаться в замке, а я остаться не могла. Уже через несколько недель я должна была поехать домой: начинались занятия в школе. Но перед отъездом я хотела кое в чем разобраться.
Мы так и не узнали, кто ходил в комнату в башне и брал блокноты Розильды. Но ведь никто не приложил никаких усилий, чтобы это выяснить. И даже Каролина.
– Да забудь ты об этом, – говорила она. – Во всяком случае тебя теперь больше никто не подозревает.
– А по-моему, все это так неприятно! Ведь на этом история не закончится. Тут надо разобраться.
– Это не наше дело. Кроме Розильды, это никого не касается.
– Неужели Розильда не понимает, что я блокноты не брала?
– Ну, конечно, понимает.
На Каролину это было не похоже. Куда подевалось ее любопытство? Я не понимала, откуда взялось это странное равнодушие. Ну как так можно – пустить все на самотек? Я стала понимать, о чем говорила Вера Торсон, когда жаловалась на то, что в замке все пытаются прикрыть и пригладить. Со своей стороны все понимают, что здесь что-то не так, но разбираться в этом не собираются.
Может быть, они считают, что они выше этого? Что они не снизойдут до такой мелочи? Не знаю. В таком случае они и Каролину этим заразили. Только я одна по-прежнему размышляла об этой пропаже. |