Изменить размер шрифта - +
Объявления о розыске пропавших принимаются только спустя сорок восемь часов.

— С такой задержкой?

— Иначе мы сошли бы с ума! Вы представляете себе, как часто люди исчезают на день или на два, а потом снова возвращаются, потому что человек, например, напился или загулял, или боялся — жены, мужа, родителей из-за какой-нибудь дурной новости, потому что ему, например, сказали, что он уволен. Или что у него рак. Вы же понимаете, господин Кафанке, не так ли? Тут надо немножко подождать, просто не хватит полицейских, чтобы сразу начинать искать всех, кто ушел из дома.

— Да, я это понимаю.

— Вполне вероятно, что эти двое вернутся домой задолго до истечения сорока восьми часов. Ожидание, конечно, тягостно для родителей, это ясно, каждый час такого ожидания, но они должны через это пройти. Они обвиняют друг друга в связях со Штази?

— Да.

— Вы поймите меня правильно, господин Кафанке. Это была проклятая преступная организация, эта Штази. Но сейчас распадается столько браков, столько дружб, столько старых счетов сводится, и все из-за организации, которой теперь нет! Если вы обратите внимание на то, что проделывают друг с другом общественные деятели на Востоке и на Западе — от этого с души воротит. А эти бывшие шишки, эти подонки, генералы Штази, можете на них полюбоваться по телевизору, как они там чуть не лопаются от гордости, когда рассказывают, какие они профессионалы и как они здорово работали. Даже шеф тайной полиции Вольф книгу написал, все пишут книги. Вы знаете, что я обо всем этом думаю, господин Кафанке? Но вы не должны меня выдавать, иначе я лишусь работы.

— Я — никогда, господин Зондерберг!

— Я думаю вот что. После 1945-го — нас с вами еще не было на свете — почти все крупные нацистские преступники отделались легким испугом. На Западе они остались при своих должностях, идеологи и палачи, политики и промышленники. — Зондерберг стоит теперь напротив заднего выхода, у него красные пятна на щеках и тяжелая одышка. — У нас, на Востоке, было немного лучше, здесь, по крайней мере, осудили самых жестоких убийц, если те еще были здесь, а не удрали в Аргентину. Но и здесь Национальную Народную Армию основали нацистские генералы, так же, как другие нацистские генералы — Бундесвер. Отличие в том, что мы были намного меньше, всегда оставались недоразвитыми и, так или иначе, принадлежали к Империи Зла, как сказал господин президент Рейган несколько лет тому назад. Тех, на Западе, за границей довольно часто тыкали носом, и делали это довольно громко: вы — бывшее нацистское государство! И со временем они стали сыты этим по горло. Западным не нравится, что их с 1945 года упрекают, что они не изжили своего прошлого. Те, которых союзники в свое время осудили в Нюрнберге, были только каплей в море, потому что от западных хотели, чтобы они установили демократию, восстановили страну и сотворили экономическое чудо! — Зондерберг говорит все быстрее. — А для этого нужны были специалисты, специалисты во всех областях! Надо было использовать тех, что были! Тут не будешь слишком разборчивым!

Миша потрясенно таращится на контактберайхсбеамтера, но тот не замечает, он уже увлекся.

— Ну, — кричит он и тут же, спохватившись, снова понижает голос, — ну, теперь все, думали на Западе после воссоединения. Мы больше не позволим говорить нам, что мы даем преступникам сбежать, теперь уже нет, когда нас стало 80 миллионов, и мы несем большую ответственность перед миром, как сказал канцлер. Мы примем беспощадные меры против тоталитарного бесчеловечного государства ГДР. На этот раз никакие уловки не пройдут. Нас не интересует, был ли кто-то по идейным соображениям фашистом или коммунистом, — коммунист ничем не лучше, — а преступление есть преступление, убийство есть убийство.

Быстрый переход