Якубовский вздыхает и наклоняется вперед.

— Кто был связан со Штази?

День ото дня не легче, думает он, теперь уже дети звонят по этому поводу!

— Моя мама говорит, что родители Клавдии, а они говорят, что мои.

Мартин с Клавдией стоят в телефонной будке около больницы Мартина Лютера на окраине города. Свет из больничного окна падает на мрачную улицу, которая через сотню метров от будки заканчивается в поле. Клавдия крепко прижалась к Мартину и держит свое правое ухо у трубки, чтобы тоже все слышать. Оба страшно устали. Они заснули бы тут же в будке, но нельзя. Час назад они проглотили в закусочной несколько венских колбасок с горчицей и две булочки, быстро, потому что были очень голодны после долгих блужданий по городу.

— И в связи с этим, — говорит Мартин в полуразбитую трубку, — у нас есть просьба, господин старший вахмистр. Не могли бы вы послать полицейского к нашим родителям, — я вам сейчас дам адреса, — он должен сказать моей матери и родителям Клавдии, что мы только тогда вернемся домой, когда они…

— Минуточку! — говорит Якубовский и ищет что-то на полке среди отложенных бумаг, пока не находит то, что искал. — Мартин Наврот тебя зовут?

— Я же сказал.

— А девочку зовут Клавдия Демнитц? — спрашивает Якубовский и пробегает глазами то, что написано на листе бумаги. Копия с него приклеена на черную доску, и там написано большими красными буквами: «СРОЧНО. РАЗЫСКИВАЮТСЯ!» Когда Якубовский заступил на пост, он туда не заглянул, но теперь мгновенно вспоминает, что ему рассказал коллега, которого он сменил. — Вы оба сбежали! — кричит он в трубку.

— Ну да! — говорит Мартин из будки. Передняя стена исписана и изрисована разными непристойностями, одно стекло выбито. Ночной ветер врывается в будку, и Клавдия дрожит от холода. — Это мы. И если бы вы были так любезны передать через полицейского моей матери и родителям Клавдии…

— Ну-ка, придержи язык, малый! — говорит Якубовский. Наконец-то он сообразил, в чем дело, и говорит строго: — Где вы?

— Этого я вам не могу сказать, господин старший вахмистр.

— Так, этого ты мне не скажешь, спасибо, — отзывается Якубовский раздраженно. Что за время, думает он, когда людей уже надо благодарить за то, что они никому ничего плохого не сделали. — Тогда я тебе вот что скажу: твоя мать и родители Клавдии, они были здесь сегодня после обеда…

— Мы так и думали. По поводу нас, конечно…

— И это тоже. Но не только.

— Что значит «не только»? — спрашивает Мартин, в то время как Клавдия уже начинает плакать от усталости и отчаяния.

— Они здесь были не только из-за вас, — говорит Якубовский и печально смотрит на прелестную девушку из «Плейбоя» с грудью, о которой можно только мечтать. Господи Боже, такое всегда случается именно со мной, что за жизнь, проклятье! — Еще и для того, чтобы написать заявления.

— Заявления?

— О клевете и оскорблении личности. Они подали жалобы друг на друга, мы их уже передали дальше, в суд. Твоя мать обвиняет родителей Клавдии, а они обвиняют твою мать.

— Нет! — кричит Мартин в ужасе.

— Я тебе говорю, — отвечает Якубовский, совершенно неискушенный в психологических беседах с отчаявшимися подростками. — Такое у нас случается почти каждый день, один доносит на другого, потому что тот якобы был в Штази. По всей стране.