Ничего подобного у Миши не получается. Когда он видит, как Лева в своей щегольской форме и фуражке, которая вообще-то слишком ему велика, прогуливается по улице и улыбается, показывая свои красивые зубы, собираясь подцепить девушку, Миша бывает бесконечно поражен, потому что большинство девушек сразу начинают улыбаться в ответ или вертеть задом и показывать грудь — просто фантастика! И все, за что Лева ни возьмется, все у него удается. У него всегда отличная закуска и выпивка — вот и сегодня он принес с собой целую корзину колбасы, хлеба, пива и американских армейских консервов. Если надо что-нибудь достать, то лучшего человека в Советской Армии не найти, хотя в ней много предприимчивых людей.
Есть такое слово Chuzpe, которое Леве незнакомо, а Мише известно очень хорошо. Что же такое Chuzpe? Один человек объяснял Мише это понятие так: «Chuzpe — это когда ты справляешь большую нужду на улице перед дверью дома, а потом звонишь в эту дверь и говоришь тому, кто вышел, что он должен принести тебе бумаги подтереться». Это доброжелательное определение. А недоброжелательное (но в такой же степени подходящее) определение, которое большинство людей дают этому слову, звучит так: «Chuzpe — это еврейские наглость и бесстыдство».
Не важно, как описать это качество, но у Левы Петракова, хотя он и не еврей, оно есть. И к тому же ему везет, хотя он совсем об этом не заботится. Если бы у Миши была хотя бы сотая доля этого везения! Лева же, наоборот, восхищается робким Мишей. Такая начитанность, такие знания и такая любовь к искусству! Как Миша внушил ему эту любовь — непонятно. Это тот самый редкий случай, когда встретились два человека, идеально дополняющие друг друга, и поэтому при любой возможности они оказываются вместе — летом здесь, на берегу Зеленого озера, зимой в бревенчатом доме времен пионерской организации Тельмана, где есть печь и достаточно дров.
На фасаде того дома три неизвестных восточных немца высказались по поводу воссоединения, намалевав белой краской лозунги на деревянной стене. Правда, у них, видимо, не было такой удобной вещи, как западные распылители краски. Наверху, под крышей, написано: МЫ — НАРОД! Немного ниже один из них заявил: Я — НАРОД! (С тем, кто это написал, Лева бы с большим удовольствием познакомился.) В самом низу, на уровне пояса, находится то, что намалевал третий: МЫ — НАЦИЯ ДУРАКОВ!
Все это Миша перевел Леве, и тот чуть не лопнул от смеха. А Мише, видите ли, надо сначала долго и серьезно обдумать написанное, прежде чем присоединиться к смеху Левы.
Конечно, Лева восхищается Мишей еще и из-за его замечательного изобретения, такого клозета, в котором благодаря химическим процессам в сложном устройстве с многочисленными трубами, кранами, фильтрами и смесителями любое выделение человеческого организма может быть превращено в высококачественное удобрение. Леву просто поразило, когда Миша, взяв с него торжественное обещание держать все в абсолютной тайне, открыл ему свое изобретение. И наоборот, у Левы есть то, что кажется Мише не менее прекрасным, чем Леве Мишин эко-клозет. У Левы дома, в России, есть семья. Отец, мать и, что самое замечательное, сестра. У Левы есть настоящая семья, и ему приходится снова и снова рассказывать о ней Мише, вот и теперь, этим теплым субботним днем, на приятно гладком дощатом лежаке, который украшает правило номер 9 из клятвы пионеров-тельмановцев.
Они лежат здесь, подставив животы солнцу, а Немецкое радио передает величественную музыкальную композицию «Так говорил Заратустра». Когда-то давно Миша объяснил Леве, что музыка не содержит в себе философии, однако Рихард Штраус — по его собственным словам — хотел отразить в своей музыке отношение человека к миру и природе и вместе с тем пути и заблуждения всякого творческого поиска новых ценностей. Миша переводит Леве названия отдельных отрывков: «О великом стремлении», «О радостях и страданиях», «Похоронная песня», «Песня-танец», «О науке»… Как же Леве не восхищаться Мишей!
Теперь Миша убавляет звук приемника и просит, как это он делает нередко:
— Расскажи, как у тебя дома, Лева!
Он лежит с закрытыми глазами и печальной улыбкой на своем лице бассета, а Лева рассказывает по меньшей мере в сотый раз о деревне, в которой он живет, и о своей семье…
— Деревня называется Димитровка, всего 50 километров от Москвы, там живет 500 человек. |