Мистер Голубь ткнулся носом в ее ушко, и Эмма оставила фантазии о Шехерезаде. Она с любовью потерлась щекой о его пушистую мордочку, наслаждаясь приятным прикосновением теплой шерсти. Потом села и откинула одеяло.

Кот возмущенно мяукнул, когда Эмма поднялась с постели.

– Знаю, знаю, – ответила она ему, – но мне пора на работу. – Она бросила на него притворно суровый взгляд, шлепая по полу босыми ногами. – Я не могу целыми днями нежиться в постели, как некоторые.

Мистер Голубь невозмутимо зевнул и устроился поудобнее на подушке. Эмма, как обычно, позволила ему полежать в постели, пока управлялась с утренними делами, оставив уборку кровати напоследок.

Она налила в тазик воды из белого керамического кувшина и потянулась за мылом. Умывшись, облачилась в белую накрахмаленную английскую блузку, синюю юбку и черные кожаные ботинки с высокой шнуровкой и раздвинула шторы.

Усевшись у туалетного столика, она распустила длинную косу и взяла гребень.

Эмма наблюдала в зеркало, как гребень скользит по длинным, до талии, волосам, и его перламутровая спинка, как всегда, навеяла пропитанные сладостной горечью воспоминания о тете. Сто раз проведи расческой по волосам, и они будут блестеть, неустанно твердила ей тетя Лидия с пятнадцатилетнего возраста. Папа, будь он к тому времени жив и услышь он совет тети, счел бы подобное занятие пустой тратой времени.

Может, это и так, но Эмме нравилось смотреть на свои волосы. В прическе они выглядели каштановыми, напоминая по цвету хлебную корку. Но распущенные и чуть волнистые от того, что были заплетены в косу, да еще когда на них падал свет из окна, волосы становились медно-рыжими, а не банально коричневыми.

То зеленое шелковое платье очень бы к ним подошло, подумала Эмма. О да!

Эмма собрала волосы в пучок, заколола его на затылке и добавила пару оловянных гребней, чтобы тяжелый узел не распался за день. Удовлетворенная результатом, она хотела подняться, но остановилась, припомнив кое-что.

Сегодня ее день рождения.

Снова тяжело опустившись на стул, она посмотрела на свое отражение в зеркале. Ей тридцать.

Эмма уверяла себя, что не выглядит на эти годы. Что веснушки на носу и щеках, которые не в силах вывести никакой лимонный сок на свете, делают ее моложе. Из зеркала на нее смотрели обыкновенные карие глазки на овальном лице, глазки, окруженные недостаточно темными ресницами и тонкой сеточкой морщин, которых не было еще год назад. Она подняла руку и провела кончиками пальцев по трем едва заметным параллельным бороздкам на лбу.

В душе снова закопошились досада и раздражение, и Эмма опустила руку. Хватит дуться, еще немного, и она опоздает. Она встала и вышла из спальни. Часы показывали больше восьми, и завтрак в столовой Эмма уже пропустила, но если поторопиться, то она успеет соорудить себе чашечку чаю до омнибуса.

Раздвинув шторы гостиной, Эмма поставила воду на крохотную конфорку и отломила кусочек песочного печенья. Потом налила себе чаю, и в воздухе поплыл аромат жасмина и апельсиновой корки.

Цейлон. Кашмир. Зеленый шелк. Шехерезада.

Просто абсурд – заплатить две гинеи за веер из павлиньих перьев, даже в день рождения, фыркнула она. Больше половины еженедельного жалованья за вещь, которой она и воспользоваться-то не сможет? Смешно.

Но веер не шел у нее из головы всю дорогу до конторы.

Глава 3

Настоящая леди всегда ведет себя сдержанно. Она энергична, благоразумна и все понимает. Она не дает воли эмоциям, не выходит из себя и не устраивает сцен.

Газеты не только приносили Гарри солидный доход, они служили и другим целям, и нынче утром главная из них состояла в защите.

Грубо, конечно, отгораживаться газетой от своих гостей, но Гарри было все равно. Есть предел любому терпению, а с четырьмя дополнительными дамами за столом, на коих сестры смотрели как на потенциальных невест для любимого брата, Гарри просто обязан хоть как-то укрыться.