Но Пыёлдин тут же спохватился и снова замер у двери, скрестив руки в нижней части живота.
— Ну? — сказал Суковатый. — И что?
— Мыслями хотел поделиться, гражданин начальник, — смиренно произнес Пыёлдин.
— Чем? — отшатнулся начальник от стола.
— Лежишь вот так ночью на нарах, а мысли идут, идут… И не знаешь, что с ними делать. — Пыёлдин подкатил глаза к потолку и на некоторое время замер в позе униженной и печальной.
— Насколько мне известно, мысли у тебя могут быть только об одном, — усмехнулся Суковатый и весело подмигнул конвоиру, который доставил Пыёлдина из камеры.
— Думаете, о бабах? — Пыёлдин расчетливо опередил начальника и сразу сбил того с подозрения о побеге. — Ошибаетесь, гражданин начальник. Очень крепко ошибаетесь.
— Неужели?
— Какие бабы, — вздохнул Пыёлдин.
— О чем же твои мысли?
— О пользе дела.
— Надо же, — крутнул головой Суковатый. — Где же, в какой области человеческой деятельности ты решил принести пользу?
— В воспитательной области.
— Так, — крякнул Суковатый. — Продолжай.
— В тюремной, — добавил Пыёлдин.
— Одобряю. Говори.
— Предложение мое заключается в том, чтобы исключить самую малую возможность побега заключенных, подследственных, подозреваемых… И прочих, которых вы призваны охранять по долгу службы.
Пыёлдин произнес все это с такой скорбью в голосе, посмотрел на Суковатого так честно и проникновенно, что тот устыдился дурных мыслей об этом несчастном человеке.
— Ты считаешь, что охранные меры недостаточны?
— Видите ли, гражданин начальник… Охранные меры, это как деньги — их никогда не может быть слишком много. Они никогда не могут быть излишними. Если есть возможность повысить, укрепить, предусмотреть, значит, надо повысить, укрепить и предусмотреть.
Суковатый опустил голову, поправил телефон на столе, сдвинул в сторону календарь. Взгляд его был озадаченным и смущенным.
— Не понимаю я тебя, Пыёлдин, — сказал он. — Не понимаю. Всю жизнь ты бегал, как поганый заяц…
— Когда-то надо и остановиться. — Пыёлдин потупил глаза.
— Так… Это мне нравится. Наконец-то ты решил взяться за ум… Я уж, честно говоря, и не надеялся. Приветствую. Одобряю. Что предлагаешь?
— Я присяду? — спросил Пыёлдин.
— Садись. Хотя, как мне кажется, ты уже давно сидишь? А? — Суковатый расхохотался.
Пыёлдин к шутке начальства не присоединился, на стул у двери сел молча, с самого краешка, но с достоинством.
— Значит, так, — он в волнении потер ладонями по коленкам. — Смотрю я как-то в окно камеры… И что же вижу?
— Действительно, что же ты видишь?
— Я вижу, как по полю электрики тянут высоковольтную линию… Мачты ставят, катушки с кабелем подвозят…
— Предлагаешь по нашей колючей проволоке высокое напряжение пустить? — посуровел Суковатый. От гнева он даже со своего стула приподнялся и тяжело навис над тщедушным Пыёлдиным.
— Упаси боже! — замахал руками Пыёлдин. — Как вам такое только в голову могло прийти, гражданин начальник?! — От охватившего его ужаса Пыёлдин руками прикрыл лицо. — Это же негуманно, это не по-нашему… О другом речь, совсем о другом… Вы видели, какие мачты устанавливают? Красота! Настоящая сталь, прекрасный уголок, серебристая краска… Солнце из-за тучки выглянет — глазам больно смотреть на эту мачту… Сверкает будто в инее… Хотя некоторые мачты, как я заметил, с нарушением сделаны. |