Эллери почувствовал, что им вновь овладевает странная усталость. В ушах у него зашумело.

— Уже поздно, — мягко заговорил старик, — а в этом шкафу есть хлеб и вино. Ты поужинаешь со мной?

Эллери молча закрыл за собой дверь комнаты старика и остановился. В зале собраний единственная лампа отбрасывала свет, уже не казавшийся золотистым. «Чего я жду?» — подумал Эллери.

Он прижал ладони к глазам. Странные рисунки передвигались, как в калейдоскопе, и внезапно образовали человеческое лицо. Эллери сразу почувствовал облегчение, опустил руки, подошел к двери скрипториума и постучал; но не получил ответа. Дверь была не заперта, и он вошел. Скрипториум был пуст. Тогда Эллери включил фонарик и постучал в другую дверь. Снова не дождавшись ответа, он вошел в спальню Преемника, но и там его не оказалось.

Слыша собственный стон, Эллери вернулся в зал. Каждый атом его тела молил об отдыхе, но расстояние до его дома казалось непреодолимым. Скамья манила к себе, и он решил сесть.

Ноги уже двинулись к скамье, когда странный звук снаружи парализовал их. В тот же миг лицо вновь возникло перед его мысленным взором. Эллери с трудом вышел из Дома Священного Собрания и задержался у двери.

В темноте что-то издавало звуки, похожие на уханье совы или плач ребенка, но то, что Эллери едва различал в темноте, явно не было совой и было куда больше ребенка.

Взяв себя в руки, Эллери, чьи ноги были словно налиты свинцом, двинулся к таинственному существу. Только позже ему пришло в голову, что он мог бы воспользоваться фонариком, который сжимал в руке.

Страх капал с Эллери, как тающий лед, когда он присел на корточки и коснулся того, что лежало на влажной земле, давясь от рыданий. Это был человек, облаченный в мантию и прижимающий руки к лицу так сильно, что Эллери с трудом удалось оторвать их. При этом он нащупал мягкую курчавую бородку, окаймляющую подбородок.

Преемник...

В темноте послышался шепот, и Эллери наклонился ближе, чтобы разобрать слова:

— Скажи им, скажи им, скажи им...

— Не могу, — отозвался голос Преемника. Кому же тогда принадлежал шепот? Открытые глаза юноши казались темными ямами. — Я не могу им сказать.

Эллери попытался выпрямиться, но пошатнулся. Преемник инстинктивно протянул руку, поддержав его, и они поднялись вместе.

— Почему ты плачешь? — спросил Эллери.

— Ты сказал, Элрой, что я должен сообщить Совету и народу, что произошло на самом деле, — прошептал Преемник. — Но...

Только теперь Эллери вспомнил про фонарик. Он включил его и направил луч на большой белый камень, чтобы от него отражался свет. Лицо юноши походило на маску с шевелящимися губами.

— Но?

— Но я не могу сказать правду. Я не осмелюсь.

Эллери был вынужден попытаться завязать с юным убийцей сократовский диалог. Прежде всего, спросил он, неужели Совет, зная обстоятельства преступления, вновь вынесет обвинительный вердикт? А если это произойдет, станет ли Учитель вторично выносить смертный приговор? Но даже в таком случае зачем Преемнику подчиняться этому приговору? Он молод, впереди у него долгая жизнь — разве он не может бежать? Кто в Квинане станет задерживать его силой? И он может не бояться неведомого мира. Эллери будет для него как старший брат...

— Нет. Я не осмелюсь...

Не осмелится? Когда альтернативой является смерть Учителя? Неужели он сможет молчать?

— Ты будешь спокойно смотреть, как твой Учитель идет на смерть за преступление, которое, во-первых, он не совершал и которое, во-вторых, было не преступлением, а актом самозащиты? Если ты достоин быть Преемником, то скажешь правду!

Маска страха превратилась в маску трагедии.