Прозвенел звонок. Поднялась небольшая суматоха, люди ринулись в зал, словно втайне опасались, что их зрительские места могут быть заняты. Подполковник, удивляясь, что сумел проделать задуманное и что никто не схватил его за руку, развернулся на 180 градусов и устремился в обратном направлении. На ходу он выбросил журнал в урну, сломал дужку декоративного замочка и стиснул колье в кулаке.

Темногорская и Павлина уже были готовы скрыться за дверью своей ложи, когда Антонов догнал их и окликнул:

— Простите!

Если старшая дама даже не удостоила его взгляда, то младшая обернулась и с любопытством уставилась на Антонова. Ее коричневые глаза излучали тепло.

— Простите, — повторил подполковник и, преодолевая отвращение, тронул Темногорскую за влажное плечо, напоминающее на ощупь сырое тесто.

Она обернулась одновременно со вторым звонком.

— Что вам угодно, сударь?

«Сударь? — удивился Антонов. — Ах, да, мы ведь находимся в высшем свете».

Не произнеся ни слова, он поднял руку и качнул свисающее колье из стороны в сторону. Бриллианты засияли, отбрасывая радужные блики на физиономию потрясенной Темногорской.

— Как? — просипела она, схватившись за шею. — Откуда?

— Вы обронили, сударыня, — учтиво пояснил Антонов. — Похоже, застежка сломалась.

— Ах! — Темногорская обхватила шею уже не одной, а двумя руками.

— Большое вам спасибо, — сказала Павлина, глядя Антонову в глаза и улыбаясь.

— Да! — опомнилась Темногорская и сцапала колье с проворством сороки. — Спасибо!

— Наверное, дорогая побрякушка? — спросил подполковник, чтобы завязать разговор.

Прозвучал третий звонок. Коридор опустел. Темногорская нетерпеливо переступила с ноги на ногу.

— Побрякушка? — усмехнулась она. — Этой вещице цены нет, молодой человек.

— Правда? — Антонов сделал вид, что слегка опечалился. Это должно было напомнить толстухе, какая огромная услуга ей оказана.

— Даже не знаем, как вас благодарить, — сказала Павлина, глядя на Антонова снизу вверх своими лучистыми глазами.

Ее голос ласкал слух, как журчание лесного ручейка или щебет птиц на рассвете, но Темногорская нахмурилась.

— Почему же не знаем, знаем, — произнесла она, поправляя очки уверенным, мужским жестом. — Приглашаем вас досмотреть оперу из нашей ложи. Когда-то такие назывались царскими.

Антонов не заставил упрашивать себя дважды. Пропустив дам вперед, он очутился в просторном помещении, обитом буковыми панелями и обтянутом кожей.

«Сатана там пра-авит бал», — надрывались на сцене, но подполковник не особенно прислушивался, потому что теперь у него появилось занятие поинтереснее: незаметно вглядываться в профиль Павлины и пытаться определить составляющие ее дразнящих духов. Один или два раза она покосилась на него, после чего ее ушко, обращенное к Антонову, заметно порозовело.

Тревожная музыка как нельзя лучше соответствовала этой почти детской игре в гляделки.

Сатана там правит ба-а-ал, там правит бал! Сатана там правит ба-а-ал, там правит бал!

Темногорская даже сняла очки и поднесла бинокль к подслеповатым глазам, словно надеясь увидеть героев куплетов, а когда бас пропел про то, что люди гибнут за металл, многозначительно взглянула на Антонова и качнула головой в сторону сцены, предлагая ему оценить всю важность этих строк. Он поспешил принять глубокомысленный вид, и Темногорской это определенно понравилось.