Изменить размер шрифта - +
Ступени убегали в темноту. Вход в гостиную обрамляли две пристенные колонны. На первом этаже было несколько помещений, но людей в первую очередь интересовала входная дверь по курсу – высокая, двустворчатая, закрытая. С двух сторон были окна, а сверху – архитектурные излишества в виде лепнины.

– Мы ее выбьем, не хрен делать… – хрипел возбужденный Буревич, подлетая к двери и уже собираясь засадить по ней пяткой, но почему-то передумал.

– Выбивайте ее, скорее! – верещала Екатерина Семеновна и стала толкать в спину неповоротливого Арнольда Генриховича. – Ну что вы тут груши околачиваете, господин депутат, шевелитесь, черт вас побери!

– А ну не трогайте меня! – завизжал, как баба, означенный господин и со всей силой оттолкнул от себя женщину. Не врежься она в красотку Ольгу Дмитриевну, ей пришлось бы лететь через весь холл. Женщины ругались, возились в полумраке, а полковник уже командовал:

– А ну навалились, лежебоки, навалились!

Но тут перед дверью выросла осанистая фигура адвоката Чичерина, он сделал толпе упреждающий знак. Потом как-то нерешительно взялся за массивную ручку, помедлил, словно спешил свершить молитву, отодвинул по направляющей тяжелый бронзовый засов и, резко выдохнув, надавил на дверь.

Одна из створок со скрипом приоткрылась… И в следующий миг ее швырнуло обратно ураганным порывом ветра. Обжигающий холод ударил по лицам! Люди загалдели, полковник оттолкнул растерявшегося адвоката, лично распахнул дверь и первым выпрыгнул наружу с торжествующим рыком. И тут же поскользнулся на заледеневших плитах крыльца, обрамленного колоннами, не удержался, покатился. Остальные уже лезли на улицу, кто-то падал – слава богу, не фатально. Спрыгивали с крыльца, метались по заметенной подъездной дорожке, барахтались в снегу. Царила темень, бледный свет поступал лишь из окон вестибюля, но его катастрофически не хватало, чтобы что-то разглядеть. Луна отсутствовала – спутник планеты в этот злосчастный час находился на другой стороне здания. Повалилась в снег Валентина Максимовна, ей на шею взгромоздился завывающий Иван Петрович, и она никак не могла его стряхнуть, вертелась, энергично использовала табуированную лексику. Дул пронизывающий ветер, мела поземка. Мелкий снег проникал под одежду, студеный вихрь морозил щеки. Из темноты напротив крыльца проступал заснеженный садик, заиндевевшие деревья. За ними забор, ворота… Одежда, в которой люди оказались на улице, была никак не предназначена для аномального холода. Кто-то, чертыхаясь, побежал обратно, самые стойкие продолжали метаться, но уже без всякого энтузиазма. Игорь Константинович Волостной имел способность подмечать детали. И с экстремальными условиями был знаком не понаслышке. Он уже прикидывал, сколько сможет выдержать на этом холоде – как ныряльщик перед погружением. Минуты три, четыре – максимум. А затем – гарантированное обморожение пальцев и щек. Он выбросил нож (запомнил, куда), сунул руки в карманы и побежал, утопая в снегу, по дорожке, огибающей заметенный садик. Брови обрастали инеем, холод уже выкручивал позвоночник. Ладно бы в тулупе, а не в этой дохлой куртке… Он подметил, что совсем недавно здесь проезжал автомобиль с широкой колесной базой – автобус или вездеход. Следы еще не замело. Ничего удивительного – ведь всю компанию как-то сюда доставили. Он присел, пытаясь разглядеть рисунок протектора. Бесполезное занятие, только время терять. Протектор мощный, кто бы сомневался. Он помчался дальше, приближаясь к воротам. Ворота были не массивные, порядком обветшали, створки без труда разъехались, и он с колотящимся сердцем вывалился наружу!

Радость оказалась преждевременной. Здесь не было ни населенного пункта, ни дороги (об этом, собственно, можно было и сразу догадаться). Метров семьдесят до плотного ельника – колея, продавленная автомобилем, наискосок тянулась к лесу, а дальше изгибалась и волочилась вдоль опушки.

Быстрый переход