Но всю жизнь его преследовал страх оказаться неудачником или проявить слабость. Этот страх был глубже и понятнее, чем страх перед злыми и коварными богами и перед магией, чем страх перед лесом и силами природы, враждебными существами с окровавленной пастью и когтями. Страх, который мучил Оконкво, был гораздо сильнее. Он не проявлялся внешне, он был скрыт глубоко в тайниках его сердца. Оконкво боялся самого себя, боялся, как бы кто не подумал, что он похож на своего отца. Еще в детстве он возмущался слабостью отца и его неудачами и хорошо помнил, как больно ему было, когда мальчишка-приятель назвал отца агбала. Оконкво впервые узнал тогда, что этим словом называют не только женщин, но и мужчин, не заслуживших никакого титула. С тех пор все чувства Оконкво устремились в одно русло — он возненавидел все то, что любил его отец Унока, возненавидел он, конечно, и душевную мягкость и лень.
В сезон полевых работ Оконкво начинал работать с первыми петухами и кончал, когда куры садились на насест. Он был одарен недюжинной силой и редко чувствовал усталость, но его женам и детям, далеко не таким сильным, приходилось нелегко. Тем не менее открыто роптать они не решались. Старшему сыну Оконкво, Нвойе, было в ту пору двенадцать лет, и он уже доставлял отцу немало беспокойства, проявляя склонность к безделью. Так, по крайней мере, казалось Оконкво, который старался воздействовать на сына постоянной бранью и побоями. И постепенно Нвойе превратился в угрюмого подростка.
Большая усадьба Оконкво всем своим видом свидетельствовала о благосостоянии. Она была обнесена толстой стеной из красной глины. Собственная хижина Оконкво, так называемое оби, стояла прямо, перед единственными воротами. У всех трех его жен были отдельные хижины, расположенные полумесяцем позади оби. В одном конце двора находилось зернохранилище, где были сложены обильные запасы ямса, в противоположном конце загон для коз, да еще каждая из жен пристроила к своей хижине небольшой курятник. Возле зернохранилища притулился маленький домик — «хижина богов», святилище, в котором Оконкво держал фигурки из дерева, изображавшие его чи — личного бога и духов его предков. Он поклонялся им, приносил им в дар орехи кола, всякие кушанья и пальмовое вино и произносил молитвы от своего имени, от имени своих трех жен и восьмерых детей.
Итак, после того как в Мбайно была убита дочь Умуофии, Икемефуна поселился в доме Оконкво. Когда Оконкво привел его к себе, он вызвал старшую из своих жен и сказал, передавая мальчика на ее попечение:
— Он принадлежит клану. Позаботься о нем.
— Долго ли он пробудет у нас? — спросила жена.
— Делай, что тебе говорят, женщина! — рявкнул Оконкво и добавил заикаясь: — С каких это пор ты стала старейшиной Умуофии?
И мать Нвойе, ни о чем больше не спрашивая, повела Икемефуну в свою хижину.
А мальчик был страшно напуган. Он не мог понять, что с ним произошло и в чем он виноват. Откуда мог он знать, что его отец участвовал в убийстве дочери Умуофии? Он знал только одно — к ним домой пришли какие-то люди, пошептались о чем-то с его отцом, а потом отец передал его в руки чужого человека. Мать горько плакала, а он был слишком растерян, чтобы плакать. Чужой человек повел его и еще одну девушку по пустынным лесным тропкам куда-то далеко, прочь от родного дома. Он не знал, кто была эта девушка, и никогда ее больше не видел.
Глава третья
Оконкво начинал свою самостоятельную жизнь далеко не так, как большинство молодых людей. Он не получил в наследство полного зернохранилища, не получил по той простой причине, что зернохранилища у его отца отродясь не бывало. В Умуофии вспоминали, как однажды его отец отправился к Оракулу Холмов и Пещер выяснить, почему это он, Унока, собирает всегда такой скудный урожай.
Оракула звали Агбала, и к нему за советом приходили люди буквально отовсюду. |