В наступившей за этим тишине я сделал еще один глоток. По любопытному выражению на лице мальчика я понял: он не сообразил, что анекдот уже закончился.

– Как же он победил? – спросил наконец Кнут.

– А ты как думаешь? Норвежец выпал из окна.

– Значит, он спорил сам на себя?

– Естественно.

– Это не естественно, и ты должен был сказать это в самом начале.

– Ладно. Но теперь ты понял юмор, – вздохнул я. – Так что скажешь?

Он коснулся пальцем веснушчатого подбородка и задумчиво уставился в никуда. Затем последовали две вспышки смеха и снова задумчивое созерцание.

– Коротковато, – сказал Кнут. – Но поэтому и смешно. Ведь бац – и все закончилось. Да, мне смешно. – Он снова хихикнул.

– Кстати, насчет «все»…

– Конечно, – сказал он и вскочил. – Я вернусь завтра.

– Да? Почему ты так думаешь?

– Мазь от комаров.

– Мазь от комаров?

Он взял мою руку и приложил к моему лбу. Мне показалось, что я коснулся пупырчатой пленки – одни волдыри.

– Ладно, – кивнул я. – Принеси мазь от комаров. И пива.

– Пива? Но тогда…

– …я сгорю в аду.

– …надо ехать в Альту.

Я вспомнил спертый воздух в мастерской отца мальчика.

– Самогонка.

– Чего?

– Самогон. Спиртное. То, что пьет твой отец. Где он его берет?

Переминаясь с ноги на ногу, Кнут ответил:

– У Маттиса.

– Хм. Это такой кривоногий коротышка в рваной куртке?

– Да.

Я вынул из кармана купюру:

– Посмотри, сколько сможешь получить за это, а себе купи мороженое. Если это, конечно, не грех.

Он помотал головой и взял деньги.

– Пока, Ульф. И держи дверь на замке.

Он шутит?

Когда он ушел, я достал винтовку и положил дуло на подоконник. Я посмотрел в прицел, обводя взглядом линию горизонта, нашел спину Кнута, весело бегущего по дорожке, перевел прицел дальше, на лес. Нашел оленя. Он в ту же секунду поднял голову, как будто учуял меня. Насколько мне известно, северные олени – стадные животные, значит этого выгнали. Как и меня.

Я вышел на улицу, присел у хижины и допил кофе. Жар и дым от плиты вызвали у меня пульсирующую головную боль.

Я посмотрел на часы. Часы пролетали один за другим. Скоро уже минует сто часов. Сто часов с того момента, когда я должен был умереть. Сто бонусных часов.

Когда я снова посмотрел в прицел, то увидел, что олень подошел ближе.

Но все началось задолго до этого. Как я уже говорил, не знаю почему. Скажем, все началось за год до этого, в тот день, когда Брюнхильдсен подошел ко мне в Дворцовом парке. Я нервничал: мне только что сообщили, что она больна.

Брюнхильдсен был рано облысевшим типом с перебитым носом и тоненькими усиками. Он работал на Хоффманна, пока не перешел к Рыбаку вместе со всем наследством Хоффманна, то есть со своими районами торговли героином, дамочками и огромной квартирой на Бюгдёй-аллее.