Инга: Ничего, папенька, мне уже 21 год, я совершеннолетняя. А что там дальше?

Казимир Иосифович: Да-да, самый-то конец. Может, я недопонял? Ян, слушай!

Слюньков (читает дальше): «…моему племяннику Яну Казимировичу Борецкому завещаю свой бумажный веер, который передаю на ответственное хранение в нотариальную контору „Слюньков и Слюньков“. Далее только число и подпись.

Диксон: It's incredible! Absolutely incredible! Я лечил этот человек три месяца! Хоть бы мелочь завещал! Out of common decency!

Казимир Иосифович: Если б вы, доктор, его вылечили — тогда другое дело, а так за что вам? Он и мне-то, брату любимому, согбенному под ударами судьбы, ни шиша не пожаловал… Над племянником, несчастным юношей, жестоко поглумился. Бумажный веер, каково? Ян, сынок, принеси фляжечку… Плохо мне…

Ян: Да ну вас к чёрту, старый вы пьяница! Что я здесь время теряю! (Хочет уйти.)

Инга: Постой! Не уходи! Про веер это не просто так! Здесь какая-то тайна!

Ян: Не тайна, а насмешка! Будь прокляты толстосумы, издевающиеся над людьми.

Казимир Иосифович: Но как же… Это несправедливо! Я нищ, кругом в долгах! А Стасик и без того богат!

Станислав Иосифович: Не богат, а состоятелен. Это наша Инга теперь миллионщица. (С чувством, обращаясь к висящему на стене портрету). Сигизмунд, я всю жизнь завидовал тебе. Твоей хватке, твоей неукротимой энергии. Прости меня! Да будет земля тебе пухом!

Казимир Иосифович: Каким ещё пухом! Я только давеча, на прошлой неделе, занял пять тысяч… Надеялся выплатить из наследства!

Станислав Иосифович: Что ж, мне жаль твоего кредитора. Глупый человек, нашёл, кому одалживать.

Казимир Иосифович внезапно разражается истерическим хохотом и никак не может остановиться.

Казимир Иосифович: Ой… Ой, Стаська… Тут ты прав… Прав, как никогда!

Станислав Иосифович (брезгливо отвернувшись): Скажите, господин… э-э… Слюньков, а когда моя дочь сможет вступить, так сказать, в права наследования? Она слишком юна и неопытна, чтобы самой разобраться в подобных вещах…

Диксон (перебивает): Господа, господа! А веер?

Инга: В самом деле! У дяди была великолепная коллекция восточных раритетов. Может быть, этот веер представляет какую-нибудь невероятную ценность?

Ян: Бумажный-то?

Казимир Иосифович: Да! Где наш веер?.. Бу… (всхлипывает) бумажный…

Слюньков: Я уполномочен сообщить вам, что указанный в завещании предмет действительно был передан мне завещателем и, согласно полученным инструкциям, доставлен сюда, в подмосковное имение усопшего. Однако…

Казимир Иосифович: Какое ещё «однако»? Где наше наследство?

Слюньков: Честно говоря, я пребываю в некотором затруднении… Видите ли, в инструкции сказано, что означенный предмет должен быть передан наследнику в присутствии одного человека, некоего Фандорина Эраста Петровича, который сделает необходимые разъяснения…

Лидия Анатольевна: Фандорин? Милый, не тот ли это молодой человек, о котором говорили в салоне у Одинцовой?

Станислав Иосифович: Да, вне всякого сомнения. Он ведь недавно вернулся с Востока.

И наш Сигизмунд тоже много времени провёл в Китае и Японии.

Диксон: Что за господин Фандорин?

Станислав Иосифович: Чиновник, состоящий при его сиятельстве московском генерал-губернаторе. Молодой, но очень на виду.

Лидия Анатольевна: Рассказывают, будто бы после какой-то трагической истории он долго жил на востоке и превратился в совершенного азиата!

Ян: Ну и где он, ваш азиат? (Нотариусу.) Вы ему писали?

Слюньков: Разумеется. И получил уверение, что господин Фандорин приедет. Однако коляска, отправленная к московскому поезду ещё утром, не вернулась, а теперь уже вечер…

Станислав Иосифович: Фаддей, кто поехал к поезду?

Фаддей: А?

Станислав Иосифович: Кто поехал к поезду?

Фаддей: Это я, ваше превосходительство, не могу знать.