Гумм вошел в прохладный холл и по обычаю рода снял с себя оружие — кинжал, откованный ко дню Посвящения, и земной бластер. Бласт, как небрежно называл Миккель плазменный излучатель, был куда мощнее варианских иглометов. Игла, если выстрелить в упор, пробивала стальной лист толщиной в полпальца. Бласт просаживал броню в ладонь.

На лестнице Гумм столкнулся с Коггой из рода Ста. Оба были воинами и приветствовали друг друга, как Посвященные, — коснувшись большим пальцем лба и рта.

— Спешишь, мой Когга? — спросил Гумм.

— Очень, мой Гумм, — с достоинством отвечал Когга-на-Ста. — Корабли чужих на орбите.

— Много?

— Да.

— Будет война?

Когга обмахнулся большим пальцем и выдавил:

— Будет…

Со второго уровня сбежал встрепанный Миккель, планетарный координатор.

— Мой Гумм! — вскричал он. — Как же ты кстати! Слушай, собирай воинов своей сотни и обходите все дома города! Женщин и детей надо срочно эвакуировать!

— Эвакуировать? — нахмурился Гумм.

— Уводить! — нетерпеливо растолковал Миккель.

— В лес? — уточнил Гумм.

— Нет, лучше в Пещерный город!

Гумм согласно покивал. Пещерный город очень древний — его строили три тысячи циклов назад. В то давнее время астрономы из рода Кги увидали небесную гору, которая могла ударить по городам, как ядро, пущенное из баллисты, и предупредили Степь. Все роды тогда послали своих мастеров в горы Комо — расширять тамошние пещеры, укреплять их и рыть новые. В них все и укрылись, пережидая падение горы. Великую дрожь земли вытерпел Пещерный город, никто не был погребен под обломками сводов — мастера строили крепко. И вот опять на равнину падает тень с неба…

— Я иду, мой Миккель! — сказал Гумм. Повесив на пояс кинжал, а на плечо — бласт, он вышел в город. Его догнал Миккель, по паспорту — Михаил Северцев, галактист.

— Я с тобой, мой Гумм! — заявил Миккель и зашагал рядом.

— Кто они, грозящие из тьмы? — спросил Гумм.

— Себумы негуманоиды, — ответил хомо. — Они похожи на длинные, локтя в три-четыре, кожаные мешки. Блестят, как намазанные маслом, и формы не имеют. Такие, знаешь, шевелящиеся студенистые туши, противные очень. Они из любого места выбрасывают, когда им это нужно, по два мясистых отростка — вместо рук — или больше. У них огромные глаза, то ли два, то ли три… И они совсем другие, не как мы! У нас и у вас есть женщины, они рожают нам детей, а эти — бесполые, и размножаются почкованием, как ваши болотные элу!

— Мерзос-сть… — сказал Гумм. Третья, рудиментарная пара конечностей, спрятанная под рубахой, рефлекторно дернулась.

— И еще какая! Мы их еще называем вескусианами. Или жабами. Они живут на Вескусе, это их прародина, их материнская планета…

— А почему ж-жабами?

— Ну, это как бы презрительное сравнение, мы называем такие слова бранью. Жабы — это такие твари, они вроде ваших элу, только без шерсти.

— Понятно, — сказал Гумм. — Но з-зачем им наша с-степь?

— Если бы одна степь… — уныло протянул Мик-кель. — Жабам подавай всю планету разом! И не вы первые… Себумы уже захватили Тиссу, Наиру, Рубелу, Нериану, Рутанию и Биссеру — все колонии кхацкхов! Они не трогают поля и леса, но города, энергостанции, заводы, дороги, порты, короче, все построенное, сжигают плазмой! Зачем, спросишь ты, мой Гумм? Жабам не хватает «жизненного пространства»! Хоть они и почкуются, но их уже двадцать миллиардов, а селятся они исключительно по берегам теплых морей, и то не везде — лишь там, где мелко! А если у этих морей уже есть хозяева, то тем хуже для хозяев — жабы их истребят, чтобы не мешали вволю плодиться и размножаться… Я только что со станции Д-связи, передал рапорт на Землю, но прибудет ли помощь? И какая? Сейчас на орбите два наших сигма-Д-звездолета сверхдальнего действия, я приказал им уходить, но их командиры послали меня куда подальше…

— И ты на них не сердишься? Ты улыбаешься?

— Я горд, мой Гумм! Это настоящие люди, понимаешь?

— Они воины?

— Они стали воинами…

К вечеру сотни Гумма, Когги и Атты обошли все жилые купола.