— Состояние свое мы будем бережно тратить, сколько возможно, а остальное предоставим судьбе.

— Все это хорошо, но гораздо будет лучше положиться на собственный ум. Теперь выслушай, что я тебе скажу. Быть честным лакеем не есть еще унижение. Я и хочу принять на себя эту роль, чем избавлю тебя от лишних расходов, не стану делить с тобой господскую долю. Итак, с твоего позволения, я приму на себя это звание, надев ливрею, и буду тебе и себе полезен.

Я не мог не сознаться в выгодах предложений его, но вместе с тем мне и не хотелось этого.

— Я вижу, что ты очень добр, Тимофей, но я не могу тебя иначе почитать, как за своего друга и равного.

— Ты в одно время и прав, и несправедлив, называя меня другом своим. Ты прав, Иафет, и я доказал тебе это, и докажу еще новым моим предложением. Находя же во мне равного себе, ты обманываешься, потому что я не могу равняться с тобой ни наружностью, ни воспитанием и ни чем другим. Правда, что мы оба выросли в воспитательном доме, но тебя крестили именем Авраама Ньюланда, известного во всей Англии, а меня просто под насосом. Ты хотя из воспитательного дома, но благородного происхождения — по бумаге — и был подброшен туда в хорошей корзине, вдобавок с банковским билетом в пятьдесят фунтов стерлингов, меня же приняли в лохмотьях и нищете. Если ты найдешь своих родственников, то возвысишься в глазах света, а я моими, по всей вероятности, не могу гордиться, а потому я должен сам себе выбирать роль. Ты сказал, Иафет, когда мы отправились в путь, что хотел разыскивать отца, а я мать. Ты выбрал высший круг общества, где мог вернее отличить своего отца, я же — низший, надеясь там найти мою мать. Итак, ты видишь, что мы должны избирать общество каждый сообразно своей цели, не расставаясь, впрочем, — прибавил Тимофей. — Итак, ты будешь посещать гостиные, а я кухни. Ты можешь броситься на диван, восклицая: «Кто мой отец?», а я, сидя на коленях у кухарки, спрошу ее, не мать ли она моя.

Остроты Тимофея заставили смеяться даже Флиту, и, после некоторых возражений, я согласился, чтобы он играл роль моего лакея.

Продолжая таким образом наши рассуждения, мы пришли в город, где остановились в трактире умеренной цены, но в котором соблюдалась большая чистота.

Первой моей заботой было найти приличное место Флите. Хозяйка наша была добрая молодая женщина, и на ее-то руки оставил я Флиту, а сам с Тимофеем отправился разыскивать какой-нибудь порядочный пансион, где мог бы за недорогую цену поместить ее. Конечно, лучше было бы поместить ее в Лондоне, но зато издержки там были бы слишком велики, а так как этот город находился только в сорока милях от моего будущего местопребывания, то я часто мог к ней приезжать. Чтобы избежать докучных расспросов о родстве моем с Флитой, я сказал ей, чтобы она называла меня своим братом. Впрочем, лишних предосторожностей не нужно было, потому что Флита понимала отношения свои ко мне не по детским летам.

Потом мы пошли искать портного, чтобы заказать платье, так как я намерен был посещать высший круг общества. Идя все прямо по большой улице, мы вскоре увидели вывеску портного, написанную большими буквами: «Тедор Шнейдер, портной Его Королевского Величества, Принца Гессен-Дармштадтского».

— Годится ли этот, Иафет? — сказал Тимофей, указывая на вывеску.

— Да, — ответил я, — но каким образом дармштадтский принц выбрал себе портного в этом маленьком городке, это меня удивляет.

— Может быть, он шил ему платье в Германии?

— И то может быть, но во всяком случае он будет иметь честь шить и на меня.

Мы вошли в лавку и заказали самую модную пару верхнего платья, выбрав цвет сукна, сообразный с тогдашним вкусом, и приказали, чтобы все было готово как можно скорее.