Но что ты узнал хорошего, Тимофей?
— Эйвинг сказал мне, что он только что получил письмо от вашего корреспондента, который желает знать, о здоровье девочки. Я ему сказал, что она совершенно здорова. Эйвинг оставил письмо на столе, и я прочитал на штемпеле: «Дублин».
— Дублин! — повторил я. — Хотел бы я знать, кто этот Мельхиор. Постараюсь поскорее получить от него письмо.
— Да ведь, сударь, я еще не закончил. Эйвинг сказал, что корреспондент желает знать, позаботились ли вы о воспитании девочки. «Да, — ответил я, — ее воспитывают, как нельзя лучше».
«В пансионе ли она? » — спросил меня Эйвинг.
«Она там все время, пока мы живем в Лондоне».
«А в каком месте этот пансион?»
Не будучи уверен, надобно ли ему на это отвечать, я сказал, что не знаю.
«Но ты не знаешь, в Лондоне ли она, или нет?» — продолжал он.
— «Почем мне знать; я к нему поступил, когда она была уже отдана в пансион.
«Но разве он никогда к ней не ездит?»
«Кажется», — ответил я.
«Значит, ты ничего не знаешь или не хочешь сказать Но брал ли он тебя с собою?»
«Нет».
«Послушай, любезный, мне надо знать, в каком она пансионе, и если ты мне скажешь, то я заплачу тебе за это».
«А сколько вы мне дадите?»
«Более, нежели ты думаешь — десять фунтов».
«Это совсем другое дело. Мне кажется теперь, что я видел адрес письма, которое мой барин писал».
«А, а! — ответил Эйвинг. — Странно, как деньги возбуждают память. Впрочем, я сдержу свое слово, скажи мне адрес, и вот тебе десять фунтов».
«Но я боюсь, чтобы мой барин не сердился за это», — ответил я, как будто не желая ему сказать
«Как узнать ему? Притом, тебе надобно служить очень долго, чтобы получить десять фунтов сверх жалованья.
«Это правда, — ответил я, — но дайте деньги, а я вам напишу адрес».
Он дал мне обещанный банковский билет, а я написал ему адрес: «Мисс Джонсон у мистрисс Липскомб, содержательницы пансиона в Кенсингтоне». Кажется, это пансион тот, возле которого мы проходили, идя к Аубрей-Вейт. Да, я не забыл этого имени, потому что читал его двадцать раз. Вот и банковский билет, который я выручил законным образом.
— Ты говоришь, законно, Тимофей?
— Да, очень законно, потому что обманывать тех, которые сами хотели обмануть, весьма похвально.
— Я не согласен с тобою, Тимофей, хотя Эйвинг и справедливо потерял деньги, которые назначил для обмана. Хотел бы знать, почему Мельхиор хочет узнать ее адрес, не спрашивая меня? Верно, он подозревает меня в каких-нибудь дурных замыслах…
— Об том и я уже думал, возвращаясь домой, и мне кажется, ему хочется опять взять ее к себе.
— Я тоже полагаю… и очень рад, что ты не сказал Эйвингу адрес. Теперь, зная это, я буду стараться, чтобы не открыли, где моя Флита.
— Я хочу, сударь, извлечь из всех этих обстоятельств то заключение, что если бы вам служил простой лакей, то, верно бы, он променял ваши выгоды на десять фунтов, да не только в одном этом случае, но и во многих других. Я же поступил очень благоразумно, взяв на себя обязанности слуги.
— Я это совершенно чувствую, дорогой мой Тимофей, — ответил я, пожимая ему руку, — будь уверен, что если мне повезет, то я по-братски с тобою поделюсь, ты меня знаешь.
— Да, я вас знаю и уверен в этом, и охотнее стану служить вам, нежели первой знатной особе в государстве. |