Андреас Эшбах. Идеальная копия: второе творение
Из ванной послышалось что-то невнятное в ответ. – Что же? – спросил Вольфганг. Он уже полчаса стоял полностью готовый к выходу: отдраенный щеткой пиджак, начищенные до блеска туфли, волосы тщательно уложены и приглажены. Он переминался с ноги на ногу, больше всего на свете мечтая уже давно быть в пути. – Юлия, – повторил доктор Ричард Ведеберг. Из-за огромной гривы седых волос коллеги прозвали его Бетховен. – Я ищу мои запонки, те самые, перламутровые. Дверь ванной открылась, выпуская облако лавандового пара: – Либо они в комоде, в выдвижном ящике, – устало сказала мать Вольфганга, – либо… – В комоде их нет. – Тогда поищи в кабинете. – Но откуда моим запонкам взяться в моем… – Просто поищи. – Дверь захлопнулась. Вольфганг наблюдал, как отец с недовольной миной удалился в кабинет и вернулся с парой запонок. – Итак, – удовлетворенно сказал он, – они были в кабинете. – Он встал перед большим зеркалом и принялся возиться с рукавами своей рубашки. – Так вот, что касается концерта сегодня вечером, тебе следует знать, что этот виолончелист, Хируёки… Юлия, – крикнул он снова, – не знаешь, где мой галстук? Темно-красный, шелковый? Снова открылась дверь ванной и наружу снова повалил лавандовый пар. – Вернее всего у тебя в кармане. – И правда, вот и он. Вольфганг закатил глаза. Если так будет продолжаться и дальше, они точно опоздают. Достаточно обыкновенной пробки на шоссе, и они приедут к окончанию концерта. – Хируёки Мацумото, – продолжил он имя, которое начал произносить отец. – Ему ведь только семнадцать, знаешь, – продолжил тот, полностью сосредоточившись на своем галстуке. – Вундеркинд, так о нем, по крайней мере, пишут в газетах. Впрочем, газетчики всякого рады назвать вундеркиндом. В любом случае он из очень древнего и знатного японского рода, состоящего в дальнем родстве с императорским домом. Всего семь месяцев назад он давал свой первый публичный концерт, а теперь уже выступает с мировым турне. – Ого, – непроизвольно вырвалось у Вольфганга. Дело в том, что он и сам с раннего детства играл на виолончели. Учитель уверял, что у него есть настоящий талант. Карьера классического музыканта считалась делом решенным. – Ты же знаешь, я глубоко против того, чтобы детей лишали детства ради будущей карьеры. Но искусство такое дело, которому следует посвятить всю жизнь. Особенно это касается музыки. Тут требуется основательное образование, – продолжал отец. Он подошел к сыну и улыбнулся, глаза его светились. – То же ждет и тебя. Вскоре тебе придется выступить на публике. И она будет носить тебя на руках, как этого молодого японца. Вольфганг почувствовал, как во рту у него все пересохло от волнения. – Ты правда так считаешь? – Ни капельки не сомневаюсь, – подтвердил отец, – сегодня вечером ты сможешь заглянуть в свое собственное будущее. Он и не догадывался, как он был прав и как вместе с тем ошибался.
Первый был худощавый, почти тощий бородач c выдающимся носом и тонкой сеткой острых морщинок вокруг глаз, хотя на вид ему было всего около тридцати. Он пододвинул своему собеседнику листок с парой еле разборчивых каракулей. – Парня зовут Вольфганг Ведеберг, – сказал он, – вот адрес, школа, в которую он ходит, и все остальное. Второй мужчина – коренастый человек со слегка припухшим лицом, взял листок и пробежал его глазами. |
