— Ты идешь или нет, wasicuή wínyan?
Стоящая у окна Касси вздрогнула. Она до сих пор чувствовала себя неловко в присутствии Доротеи, но ей хотелось выйти на улицу.
— С удовольствием, — ответила она, натягивая куртку и пытаясь застегнуть пуговицу на едва сходящемся животе. Сегодня у Доротеи был выходной, и, поскольку земля уже почти оттаяла, она собиралась пополнить запасы трав и кореньев.
За те недели, что Касси провела у Быстрых Коней, она стала лучше их понимать. Сайрес и Доротея не проявляли особого дружелюбия, но и не игнорировали Касси, а местные жители с любопытством глазели на нее. Здесь были совсем другие правила жизни: мужчина может по нескольку дней кряду носить одну и ту же рубашку, потому что она у него единственная; мать чаще кормит детей рулетиками с кремом «Хo-Хo» и газированными напитками, чем свежим хлебом и молоком. А еще здесь было свое понятие времени: не существовало заранее установленных часов для завтрака, обеда, сна — индейцы ели, когда были голодны, и спали, когда чувствовали потребность в отдыхе. Касси уже начала привыкать к скудному языку лакота и поняла, что, в отличие от белых, которые говорят без умолку, чтобы заполнить паузы в разговорах, лакота искренне считают, что молчать совершенно естественно.
Сейчас Касси шла по лесу в компании молчаливой Доротеи, прислушиваясь к завыванию ветра и шелесту травы под ногами.
— Waήlaka he? Видишь? — окликнула ее Доротея, указывая на дерево.
— Кедр? — предположила Касси, чувствуя, что ее экзаменуют.
Удивленная Доротея кивнула.
— Пока еще слишком рано, но позже мы сварим почки и листья и приготовим напиток от кашля.
Следующие полтора часа Касси слушала, как Доротея описывает древнее искусство врачевания. Некоторые целебные растения еще не проснулись после зимы: стебли рогоза, которые использовались в качестве марли; аир, снижающий температуру и успокаивающий зубную боль; вяз ржавый — отличное слабительное; дикая вербена, помогающая от боли в желудке…
Доротея очистила корешки красного мальваструма, которые станут мазью от солнечных ожогов и помогут залечить открытые раны. Сорвала снежноягодник, потому что он успокаивал уставшие глаза Сайреса.
Потом она, опираясь спиной на тополь, опустилась на влажную землю, и Касси, не обращая внимания на намокшие синтетические штаны, последовала ее примеру.
— Не знала, что вы знахарка, — сказала Касси.
Доротея покачала головой.
— Я не знахарка, просто кое в чем разбираюсь, — ответила она и пожала плечами. — Кроме того, я много чего не умею. Для этого и существуют шаманы. У нас есть Джозеф Стоящий на Солнце — Сайрес знакомил тебя с ним на прошлой неделе. У тебя здесь живет болезнь, — она ткнула ей в сердце, — а некоторые болезни человек не в силах излечить.
— Вы имеете в виду рак? — спросила Касси.
— Hiya, — нахмурилась Доротея. — Это всего лишь зло, поселившееся в теле. Марджори Два Кулака поехала в Рапид-Сити, у нее из груди вырезали рак, и она живет уже много лет. Я говорю о зле. В ton. В душе. — Она пристально смотрела на Касси. — Индейцы верят, что ребенок рождается либо хорошим, либо плохим. Такие вот дела. Можно что-то изменить, пока он не родился, но после ничего уже сделать невозможно. Плохой ребенок вырастет плохим человеком.
Касси отвернулась. Живя в обществе, где чужие дети считаются подарком судьбы, который может благословить и твой собственный дом, что бы подумала Доротея об отце, который унижал собственного сына? О матери, которая забыла о существовании собственного ребенка? Касси хотелось сказать, что ее муж не родился плохим; его просто так часто в этом убеждали, что он вжился в эту роль. |