Я начала закипать.

– Необходимо выяснить...

Но Коробков, не слушая меня, продолжал вываливать информацию:

– Как правило, у рукохвоста появляется один детеныш, которого самка оставляет в укромном месте. Новорожденный спит около месяца и во время спячки не пьет, не ест. Когда малышу исполняется четыре недели, он начинает искать мать. Найдя самку, рукохвост прикрепляется у нее на груди, и та кормит ребенка плодами, кореньями, зернами. Причем родственные связи не имеют никакого значения. Рукохвостиха примет любого детеныша. До сих пор неизвестно, каким образом месячная особь отличает самок от самцов. Известны случаи, когда малышей выкармливали обезьяны. Если детеныш в течение двух недель после пробуждения не находит мать или его отвергает женская часть стаи, он погибает. Это необъяснимый факт, но до достижения четырехлетнего возраста особь, способная самостоятельно есть и не нуждающаяся в материнском молоке, не может существовать автономно. Очевидно, контакт с матерью необходим для социализации и служит не столько этапом вскармливания, сколько методом воспитания. Не известно ни одного случая рождения рукохвоста в неволе. Среди зоопарков мира только московский может похвастаться семьями рукохвостов. Экземпляры, обитающие в частных питомниках, не учтены. Предполагается, что сейчас на земном шаре существует не более двухсот рукохвостов, их отлов запрещен. А зачем тебе знать про зверушку? – полюбопытствовал хакер.

Дверь в гостиную открылась, я быстро сунула телефон в карман и навесила на лицо скучающее выражение.

– Все же я прихватила чаёк, – закурлыкала Лаура Карловна, ставя на стол поднос с кружками. – Вам зеленый? Черный?

– Лучше обычный, – улыбнулась я.

Лаура Карловна округлила глаза и зачем‑то пояснила:

– Лично мне зеленый напоминает раствор мыла. Очень уж пахучий и вкус специфический. Сахар?

Пощебетав минуту на тему излишней калорийности сладких напитков, мы с Лаурой уставились друг на друга. Светские церемонии исчерпали себя, настала пора конкретного разговора.

Лаура Карловна вынула из нагрудного кармана блузки симпатичную брошь: в середине перламутр, по краям темно‑красные гранаты.

– Надеюсь, вы примете наше предложение, поэтому я сразу захватила пропуск.

– Пропуск? – не сдержала я удивления. – Я думала, это ювелирное украшение!

Лаура Карловна подперла подбородок кулаком.

– Вы правы, такая брошь украсит любое платье и будет уместна и на работе, и на вечеринке. Дизайн придумал сам Герман Вольфович, а у него безупречный вкус. Но тем не менее это особый пропуск. Их всего два, один у меня, другой теперь будет у вас.

Я машинально посмотрела на шелковую блузу собеседницы, та моментально отследила мой взгляд.

– Конечно, мне нет необходимости подтверждать свое право на перемещение по поместью, но я знакома с каждым человеком из обслуги и охраны. А вы новое лицо. Значит, так: едва служащий заметит брошь, он обязан оказать вам почет и уважение, а также выполнить любую, даже самую абсурдную вашу просьбу. Отныне, Татьяна, вы дорогой гость в любом помещении! Госпоже Кауфман предоставят лучшую комнату. Не во флигеле!

Наверное, в моих глазах промелькнуло недоумение, потому что Лаура Карловна пустилась в более пространные объяснения:

– Дом состоит из центральной части, где обитают Герман Вольфович, Михаил и ваша покорная слуга, еще есть два флигеля, правый для прислуги, левый для охраны. Вы не обслуживающий персонал, можете питаться с нами в столовой, если вас это смущает, еду доставят в вашу комнату. Теперь о размере зарплаты...

Изящная рука Лауры Карловны, украшенная кольцом с большим бриллиантом, пододвинула к себе блокнот, лежавший на столе, и написала цифру.

Я была ошеломлена.

– Кажется, вы приписали лишний ноль!

– Нет, – протянула пожилая дама, – за честный труд – достойный оклад, такова позиция Германа Вольфовича.