– В Программе сочли, что это может спровоцировать всплеск самоубийств, поэтому проводить Миллера позволили только матери.
Мне вдруг отчетливо вспомнилось улыбающееся лицо Миллера, но я справилась с собой. Сейчас не время предаваться скорби.
Джеймс сжал губы. Его глаза повлажнели.
– Это моя вина, – сказал он. – Я опоздал, как с Брэйди. Нельзя было оставлять его одного.
Я обняла Джеймса.
– Миллер был нездоров. Мы ничего не могли сделать.
Он повернулся ко мне, не размыкая моих объятий.
– А Брэйди? Я был там и не смог его спасти.
Сердце у меня заныло, но я не могла позволить себе думать о Брэйди – предстояло ехать в школу.
– Я тоже не смогла. Этого уже не изменишь. Соберись, пожалуйста. Так надо.
Джеймс коснулся моей щеки. Я потерлась лицом о его ладонь.
– Не могу, – пробормотал он.
Я посмотрела в голубые глаза, в которых плескался страх, и прижалась лбом к его лбу.
– На этот раз тебя спасу я, – прошептала я. – Спасу нас обоих.
Джеймс обнял меня, зарывшись лицом в шею. Я гладила его по спине, стараясь успокоить. Я никогда не была сильной – ведь столько всего в мире мне неподвластно, но сейчас я должна быть сильной. Больше нам надеяться не на кого.
Глава 9
«За вчерашний день у вас возникало чувство одиночества или уныния?»
Нет.
«Изменилось ли качество сна?»
Нет. После смерти Миллера я еще не спала.
«Были ли в вашей семье или среди знакомых случаи самоубийства?»
Вписав «нет», я долго смотрела на затемненный овал, желая, чтобы это было правдой. Чтобы я могла хоть когда-нибудь вписать чертово «нет». Часто заморгав, я тщательно стерла ответ и с холодом в душе написала «да».
После часа интенсивной психотерапии, призванной помочь нам справиться с «потерей», я нашла Джеймса у моего шкафчика и проводила на урок, надеясь, что он сойдет за нормального хотя бы пятьдесят минут. Придя на экономику, первым, кого я увидела, был тот самый хендлер, который в последнее время за мной следил.
При виде пустой парты, где раньше сидел Миллер, в груди возникло ощущение бездонной пустоты. Но в углу, не сводя с меня глаз и улыбаясь уголками губ, стоял хендлер.
Сердце у меня забилось. Я села, не глядя на него. Неужели меня сейчас заберут? Господи, не позволяй им меня забрать.
Со звонком в класс вошел мистер Рокко, неловко поглядев на парту Миллера и на хендлера. Урок начался. Я сжимала руки под партой, чтобы сохранить самообладание. Это пытка – стараться воспринимать материал, сидеть как ни в чем не бывало. Я мечтала, чтобы телефон завибрировал; это значило бы, что с Джеймсом все хорошо. Но сотовый молчал.
Над верхней губой выступили капельки пота. Я едва могла усидеть на месте – надо было узнать, как там Джеймс. Когда наконец раздался звонок, я вскочила, проворно запихнула учебник в рюкзак и быстро направилась к двери. И тут кто-то схватил меня повыше локтя.
Резко обернувшись, я оказалась лицом к лицу с хендлером и судорожно втянула воздух. Ноги подкашивались. Меня забирают. Нет. Нет. Нет! Неужели это происходит со мной.
Помощник отпустил мою руку и сочувственно улыбнулся.
– Слоун Барстоу. – Хриплый голос как наждаком прошелся по издерганным нервам. – Сочувствую вашей потере. У меня к вам несколько вопросов, если позволите.
Глаза у него большие, темные, кожа оливково-смуглая. Ему лет двадцать или даже меньше, но я не видела в нем искреннего сочувствия. Зато видела нечто другое, отчего сжалось все внутри. Ему хотелось меня увести.
– Я сегодня уже была на терапии, – сказала я, отступая на шаг. |