Выражение лица собеседницы сразу же дало ему единственный нужный ответ: она не понимала, о чем он говорит.

Итак, Конни имела уже две проблемы, в которые невозможно поверить: одну начиная с января, а другая появилась тринадцать часов назад. Интересно. Невозможно поверить.

– Вы посоветовали Конни поговорить с Саймоном, искренне полагая, что ей нужна помощь полиции, или надеялись, что он свяжется с вами, чтобы спросить о ней? – едва эти слова слетели с его языка, Сэм понял, что явно переборщил с любопытством. – Простите, – покаянно произнес он, поднимая руки. – Я не имел права задавать такой вопрос. Забудьте о нем.

– Почему же, разве я не могу спокойно ответить на него? – возразила Элис. – Я искренне верила, что Саймону следует услышать о проблеме Конни, поскольку… в общем, потому что ситуация очень странная, на редкость необычная. И либо это дело действительно ужасно, либо сущие пустяки. Но внезапно… – Тут женщина умолкла, пристально изучая что-то на столе, и Сэм уже подумывал, не стоит ли подтолкнуть ее к продолжению, когда она продолжила сама: – Честно говоря, я только что осознала, что советовала ей поговорить с Саймоном, потому что сама хотела это сделать. Мне хотелось поговорить с ним о ее деле. Мы с ним не общались с две тысячи третьего года, а… возникшая у Конни проблема заставила меня понять, что больше всего мне хотелось бы восстановить контакт с ним. Это заставило меня понять, что я скучаю по нему, хотя, в сущности, я даже толком не знала его. Просто безумие какое-то! Самое забавное, что я всегда была абсолютно уверена, что однажды он опять появится в моей жизни. И когда вы позвонили сегодня утром… – Она удрученно покачала головой, глядя мимо полицейского в сторону окна.

Он мог догадаться о том, что она не договорила. Когда Комботекра позвонил этой даме сегодня утром и попросил встретиться с ним, она, видимо, оставила свою больную дочь на попечение подруги, а сама посвятила следующие пару часов сочинению письма, которое ей хотелось написать последние семь лет и которое Сэм отказался передать.

– Послушайте, мне жаль… – начал было он.

– Пустяки, – оборвала его Элис. – Мне не следовало пытаться использовать вас в роли удачно подвернувшегося почтальона. Неэтичная просьба. И к тому же излишняя. Мне известно, где Саймон работает… так что я могу отправить послание по почте. Хотя вряд ли отправлю. – Женщина кивнула, как будто формально подтверждая свое решение. – Я твердо верю в судьбу, а сегодня судьба дала мне понять, что я выбрала неудачное время. Готова спорить, вы не привыкли считать себя посланцем судьбы, не так ли? – Она усмехнулась.

– Не привык, вы правы. – Вот Колин Селлерс не полез бы в карман за остроумным ответом, но Сэму не удалось придумать ничего оригинального.

Закрыв глаза, Бин сделала глоток своего напитка.

– Удачное время придет, – заключила она.

На столе перед нею выстроились пять кружек, и, заливая в них кипяток, моя мама умудрилась ошпарить левую руку. По-моему, она сделала это намеренно, хотя, разумеется, никому не удалось бы доказать, что оплошность была не случайной. Однако она обожглась, и теперь я виновата в том, что заставила ее жутко разволноваться. Опять я виновата. Ей хотелось, чтобы все это заметили и выразили мне порицание. Если родственнички станут винить меня, если Фрэн, или Антон, или папа скажут: «Посмотри, что ты наделала, Кон», мама тут же вступится за меня, но ее защита будет завуалированным нападением: «Конни не виновата… держа чайник с кипятком, мне следовало быть внимательнее, но меня так потрясли ее слова, что я невольно отвлеклась».

Разве мог кто-то их них не понять значения этого жеста – мы все давно варились в одном семейном котле и досконально знали недостатки, ложные, завышенные самооценки и безобразную своекорыстность каждого из нас! Неизменность их реакций, выражений лиц, до последнего слова или гримасы, вызывает досадное разочарование и отвратительное ощущение предсказуемости, порождая горестный вздох в тот самый момент, как вы воочию убедились в своей правоте, еще до того как они произнесли хоть слово! Услышав столь пессимистичную оценку, Кит наверняка сказал бы, что я перебарщиваю, но он никогда не был близок со своими родителями, а теперь и вовсе порвал отношения с ними.