— А что еще вы можете сказать о Ковальском? — прервал майор разговорчивого старшину.

— Случается, выпивает, как это у молодежи водится. Но только после работы. Аварий и нареканий не имел. Недавно купил себе битую старую машину марки «БМВ», теперь возится с ней, приводит в порядок. Директор разрешил ему в нерабочее время пользоваться заводской авторемонтной мастерской. Уж над собственной машиной Ковальский корпит, не жалея сил, как новенькая будет. Все говорят.

— Чудес не бывает, — рассмеялся майор, — из металлолома новой машины не сделаешь, как ни старайся.

— Ковальский очень хороший механик, да и денег на ремонт не жалеет.

— Не так их у него, наверное, и много, этих денег. Жена не работает, маленький ребенок…

— Думаю, что со сверхурочными он заколачивает больше пяти тысяч. Надо признать, что Ковальский не белоручка, никакой работой не гнушается. Берется за ремонт и личных машин. А их в Надажине немало. Люди на заводе зарабатывают неплохо, предприятие же за хорошую работу выдает талоны на машины. Так что покупают многие — правда, все больше малолитражки. А ремонтировать машины негде, мастерской у нас нет, ну и получается, что приработок у Ковальского постоянный. Кроме того, я уже говорил, сюда приезжают иностранцы, часто на собственных машинах. Янек-балагур обслуживает и ремонтирует их. Ясное дело, не за злотые. Ковальский не раз хвастался, что иностранцы привозят ему запчасти к его «БМВ».

— Давайте перейдем к охраннику. Его зовут Анджей Балицкий?

— Да, он местный, тут родился. Ему пятьдесят пять, он так называемый рабоче-крестьянин. Здесь у него два с половиной гектара земли, дом, свое хозяйство. Дом новый, года четыре, как его поставил, а вот остальные хозяйственные постройки — сплошные развалюхи. Каждый год откармливает по два-три кабанчика, держит кур и уток. Знаете, как у них бывает — всего понемногу. Ведет хозяйство главным образом жена. Вырастили они четверых детей, все уже взрослые и самостоятельные. Младшенький, Франек, — слесарь на заводе. Одна дочка — зубной врач, живет в Ольштыне, вторая закончила торговое училище и работает в Варшаве, там и живет, семья у нее. А вот старшего сына он на инженера выучил. Тот живет в Силезии, в Катовицах. А может, в Гливицах? Этого обстоятельства я не проверял, но, если надо, уточню.

— Два с половиной гектара в Надажине, под Варшавой? Да это ж золотое дно! Те, кто выращивает и продает в городе овощи, вряд ли имеют больше земли, а деньги гребут лопатой.

— Все это так, — согласился Доманецкий. — К тому же земля у Балицкого неплохая. Займись он выращиванием овощей да еще поставь теплицы — наверняка имел бы больше дохода. Но он этим не занимается, живет тем, что дает ему пашня, а зарплата идет на всякие расходы по хозяйству. Много у нас таких рабоче-крестьян, когда он и крестьянин аховый, и на предприятии толку от него немного. Мог бы приносить пользу государству, если бы взялся за дело серьезно: землю бы обрабатывал как следует, государству сдавал что положено, мог бы и еще прикупить земли или получить надел из государственного земельного фонда, чтобы вести хозяйство по-современному, но Балицкому не хватает умения, ну и желания, наверное, тоже нет. Оно ведь проще сидеть на лавочке с пистолетом на боку, чем гнуть спину на пашне. Только никто из четырех детей не захотел оставаться в хозяйстве.

— А что еще вы можете сказать о Балицком?

— Да он вообще-то порядочный человек.