Он вопросительно посмотрел на фею. Фея улыбнулась:

— Ваше желание исполнено.

Я сидел на койке, когда в казарме раздался приказ полковника:

— Стройся!

В первый момент я подумал, что это опять какая-нибудь ерунда. В сотый раз вычистить казарму, из которой через несколько дней все равно уходить, или, может, кто-то стащил из кухни колбасу, как на прошлой неделе, и полковник снова решил поиграть в детектива. Поэтому я не забеспокоился, хотя его голос звучал так, словно знамена Красной армии развевались уже прямо у него под носом. Но тут в казарму вбежал Генрих и крикнул:

— Черт, он хочет уничтожить деревню!

— Что?

— Вроде бы вчера ночью партизаны взорвали какой-то наш поезд. И вот — возмездие.

— Но какое отношение к этому имеет деревня?

— Разумеется, никакого. Но им все равно.

— Мы должны этому помешать! Нельзя, чтобы это произошло!

— Да? — Генрихт- он натягивал куртку — на секунду замер и посмотрел на меня. В его взгляде были насмешка и чуть-чуть сострадания. — Мы должны помешать этому? Из-за твоей красотки? Лично я не хочу никаких неприятностей. Через неделю нас здесь не будет, и все уйдет в прошлое. На твоем месте я бы уже начал забывать малышку. Это же просто обычная интрижка.

— Интрижка?! — Больше всего мне хотелось ударить его. А он продолжал застегивать куртку, потом потянулся за автоматом. — Генрих, я тебя прошу! Если мы все откажемся, он ничего не сможет сделать!

— Откажемся? Ты спятил? Ты же знаешь, что тогда будет. И потом, — Генрих понизил голос, — все равно война скоро кончится. Именно поэтому я совсем не хочу рисковать.

— Ага, а если бы она продолжалась еще десять лет, ты пошел бы на риск, так, что ли?

— Ради Бога, перестань кричать! А то полковник тебя услышит!

— Ответь на мой вопрос!

— Лучше ты ответь на мой: почему мы должны рисковать своей жизнью только для того, чтобы ты… — Ухмыляясь, он непристойно покачал бедрами. Я вскочил и ударил его кулаком по лицу. — Идиот, засранец! — слышал я, выбегая из комнаты. Я несся на двор.

Почти все уже стояли в строю, полковник начал распределять задания. Увидев меня, он замолчал и положил правую руку на кобуру.

— Смотри-ка, Кратцер, — сказал он, когда я, запыхавшись, остановился перед ним. — Меня радует, что вы так торопитесь принять участие в акции.

— Вы, — я с трудом дышал, стараясь говорить спокойно, — вы не можете этого сделать. Это же простые крестьяне.

— Вот как? Простые крестьяне. Даже если бы это имело какое-то значение, вам-то откуда это известно?

— Да я был там несколько раз, ходил в разведку.

Полковник повернулся к солдатам:

— А, теперь это называется разведка!

Солдаты угодливо захихикали.

— Прошу вас… Они не имеют к этому отношения. Там наверняка нет ни одного партизана. И, — я, насколько мог, уверенно посмотрел в глаза полковнику, — мы ведь все равно скоро уходим.

Он вздрогнул, потом окинул меня ледяным взглядом:

— Что такое? Мы скоро уходим?

— Ну, — меня начала бить дрожь, — это было бы неправильно.

— Кто это говорит? Фюрер? Или вы, Кратцер, думаете, что есть другая власть, перед которой вы должны отчитываться?..

Я покачал головой:

— Разумеется, мы победим.