– Суров Тимофеич? – поинтересовался Кузнецов, доливая в свою кружку чай.

    – Да нет, скорее прижимист. Он эту скатерку самолично у печенегов умыкнул. Уверяет, что это не трофей, а реституция. Вроде как невеста ему ткала и вышивала, а печенеги реквизировали при набеге. Вместе с семьей, кстати. Теперь Тимофеевич требует ее списать, а на худой конец согласен приватизировать. Выкупить, стало быть.

    – А что начальство?

    – Рвет и мечет. Но Илья грозится ее потерять.

    – Ну так пусть выкупает.

    – Илья-то? – Задов с веселым удивлением глянул на увлеченно допивающего чай Кузнецова.– Илья гроша медного не даст.

    – Так зачем же он предлагает ее выкупить? – всерьез заинтересовался наконец Кузнецов.

    – Это он Хохела и Баранова достает, заммордуха нашего.

    – Тот, что по моральной части?

    – Ну да, заместитель командира нашего и Фурманова сподвижник по партийной части. Митька, кстати, мужик ничего, но на почве частной собственности слегка поехал. Впрочем, я тоже за экспроприацию. Мир – хижинам, война – дворцам и так далее. Помню, мы в Одессе в семнадцатом году…

    Глаза Левы слегка затуманились, однако в этот момент медведь в углу тихо рыкнул. Из-за рощи донесся задорный одесский мотивчик – «В семь сорок он приедет». Кузнецов машинально глянул на часы. Было значительно позже.

    Петруха перевел свои невинные голубые глаза на Задова. Во взгляде его читался невысказанный Николаем вопрос.

    – Это Ваня,– неожиданно ласково пояснил Лева,– Сусанин Ванька, сын Иванович. «Жизнь за царя» слышали? Это про него. Парень в командировке восемьдесят четыре года промаялся. Эх, и как же кстати я баньку истопил! Верхнее чутье, одним словом, интуиция…

    – Издалека он? – поинтересовался Кузнецов, протягивая руку за бутербродом.

    – Дальше некуда. Великое переселение народов из Индии. Культивировал рассаду индоевропейских языков в Евро-Азиатском регионе. Особая миссия, проект века. Восемьдесят четыре года культивировал.

    – Долго,– поежился Петруха.

    – Раба надобно выдавливать из себя всю жизнь, и по капле.

    – Кстати, о капле… – оживился Петруха, потянулся к вещмешку.– Не пора ли нам по капле?

    В этот момент на пороге показался изможденный старец в изодранной, выцветшей тигровой шкуре с грубо оструганным посохом в правой руке. Длинные льняные волосы его были спутаны, деревянные сандалии сточены до стелек, и только синие печальные очи светились неземной мудростью.

    – Я дома? – грустно поинтересовался он у Задова, не обращая ни малейшего внимания на остальных присутствующих.– Чтобы ты так жил, как я скучал за тебя, Лева, гой ты еси, добрый молодец.

    Лева порывисто вскочил навстречу старцу и, трижды облобызав, усадил на диван.

    Петруха тем временем достал бутылку коньяка и поставил ее в центр стола.

    Сусанин ответным жестом сунул руку за пазуху и извлек из-под шкуры грязный граненый стакан, обмотанный куском плохо выделанной кожи.

    – Чтобы не разбился,– устало пояснил он, перехватив взгляд Кузнецова.– Со знакомством!

    Глава 2

    С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ РОДИНА

    Совещание подходило к концу, но утомленный Владимиров продолжал свою речь по-прежнему на высоких тонах:

    – Для вновь прибывших и тех, кто успел ненароком забыть о своем высоком долге перед имперской короной, напоминаю, что наш отряд создан для оптимизации и коррекции вероятностных реальностей.