Маляр повторил свой вопрос во второй и в третий раз, а Ингмар все молчал, словно не понимая его.

«Решили они уже там, на небе, мой вопрос? — спрашивал он сам себя. — Неужели это знак от отца, что я должен жениться в этом году?»

Он был так поражен этой мыслью, что без лишних разговоров согласился нанять маляра.

После этого он продолжал работу, глубоко растроганный, почти счастливый. — «Теперь мне будет не так трудно выполнить задуманное, раз я уверен, что этого хочет отец», — думал он.

II

Несколько недель спустя Ингмар принялся за чистку сбруи. Он, по-видимому, был не в духе, и работа шла медленно и вяло. — «Если бы я был Господом Богом… — думал он, перебирая сбрую, — Так вот, если бы я был Господом Богом, то сделал бы так, чтобы каждое решение человека исполнялось сейчас же, как оно принято. Я не давал бы людям много времени, чтобы обдумывать и обсасывать дело со всех сторон. Я не посмотрел бы на то, надо ли им почистить сбрую или тележку, а брал бы их, как они есть, прямо от плуга».

Он услыхал шум колес на улице, выглянул на двор и сейчас же узнал лошадь и экипаж. — «Депутат из Бергскуга едет сюда!» — крикнул он в кухню, где хлопотала по хозяйству его мать. Та сейчас же развела огонь и начала молоть кофе.

Депутат въехал во двор, но остался сидеть в тележке.

— Нет, благодарю, я не буду заходить, — сказал он, — я хочу только сказать тебе пару слов, Ингмар. У меня очень мало времени, я спешу на общинное собрание.

— У матери сейчас будет готов кофе, — сказал Ингмар.

— Благодарю, но я боюсь опоздать.

— Вы давно уже не были у нас, — сказал Ингмар.

В это время и его мать вышла на крыльцо, приглашая гостя в дом:

— Господин депутат не откажется войти и выпить чашечку кофе, — сказала она.

Ингмар отстегнул фартук, и депутат вылез из тележки.

— Ну, уж если сама матушка Мерта просит, то отказать нельзя, — сказал он.

Депутат был высокий и красивый мужчина, с легкими, грациозными движениями; он, казалось, принадлежал совсем к другой породе людей, чем Ингмар и его мать, оба некрасивые, с сонными лицами и нескладными фигурами. Но депутат питал большое почтение к старинному роду владельцев Ингмарсгорда и охотно поменялся бы своей прекрасной внешностью с Ингмаром, только чтобы самому быть одним из Ингмарсонов. Он всегда принимал сторону Ингмара, а не дочери, и ему сразу стало легко на сердце, когда он увидел такой радушный прием.

Через некоторое время, когда матушка Мерта принесла кофе, он начал излагать свое дело.

— Я хотел, — начал он и откашлялся, — я хотел сообщить вам, что мы надумали относительно Бритты.

Чашка задрожала в руках матушки Мерты, так что ложка зазвенела о блюдечко. Наступило тяжелое молчание.

— Нам кажется, будет лучше, если она уедет в Америку.

Он опять запнулся. Все молчали. Депутат только вздохнул, глядя на этих неподатливых людей.

— Мы уже купили ей билет.

— Но она, вероятно, перед этим приедет домой? — спросил Ингмар.

— Зачем? Что ей делать дома?

Ингмар снова погрузился в молчание. Он полузакрыл глаза и сидел так неподвижно, что казалось, он спит. Вместо него заговорила матушка Мерта:

— Ей понадобится одежда?

— Все уже приготовлено, ее сундук стоит в лавке Лофберга, у которого мы останавливаемся, когда бываем в городе.

— А мать не приедет повидаться с ней?

— Ей очень хотелось, но я счел, что для них обеих лучше будет не видеться.