Совершенно пусто было в больнице, вообще никого, естественно, не было возле опасного кабинета, и над дверью горел разрешающий зеленый глаз. Постояв секунду-другую возле двери, Игорь Саввович постучал костяшками пальцев, увидев, что зеленая лампочка потухла, а красная зажглась, твердо вошел в кабинет, просторный и светлый. Профессор Баяндуров – только профессором мог быть человек в татарской тюбетейке на бритой голове – стоял к дверям спиной, что-то высматривал через окно, а молодая «психиаторша» сидела с озабоченным лицом. Поздоровавшись с Игорем Саввовичем, она робко пискнула:

– Гасан Гасанович, а Гасан Гасанович!

– Так и называйте меня! – сказал Баяндуров, поворачиваясь к пациенту. – Садитесь, пожалуйста, курите, если курите… Здравствуйте, Игорь Саввович!

Он был гигантом, этот легендарный даже для отчима и матери человек – вторая, после Валентинова, ромская городская и областная достопримечательность в людском, так сказать, исчислении. Когда говорили о Баяндурове, то всегда начинали с тюбетейки, которая якобы вышита бисером, на скрещенных линиях вставлены бриллианты, а все остальное – золотое шитье. После этого шла фраза: «Посмотрит, кивнет – вы уснули!» Третья сенсация звучала так: «Дуплетом режет трех уток». Профессор считался и был непревзойденным охотником.

– Игорь Саввович, – насмешливо сказал Баяндуров, – я не волшебник и не шулер. Я не способен своим пронзительным взглядом творить чудеса, тем более диагностировать! – Он сердился притворно. – Не вам, Гольцову, мне напоминать: говорите! Начинайте, Игорь Саввович, начинайте…

Он понравился Игорю Саввовичу, вернее, был так родственно узнаваем, что не мог не нравиться. Таким голосом, как Баяндуров, с больными разговаривали мать и отчим, пахло от них так же, как от Баяндурова, да и обращался он с Игорем Саввовичем как со своим человеком, то есть не ломался и не строил из себя знаменитость. Большой, моложавый, выбритый до синевы, с черными глазами и огромными вывороченными негритянскими губами – такой человек вызывал, наверное, у всякого симпатию. Вспомнилось, как в одной детской сказке после встречи со страшными волком и лисой заяц, чудом спасшийся, увидел медведя. Медведь был такой большой, что заяц сказал вдруг: «Привет!»

– Легко приказать: начинайте! – тоже насмешливо проговорил Игорь Саввович. – Я прочел две-три книжонки по психиатрии, в том числе и вашу, Гасан Гасанович, но ничего похожего не нашел. Минуточку! – Он поднял руку, чтобы Баяндуров справедливо не послал его к чертовой матери за дилетантскую вылазку. – Минуточку! Я хочу сказать, что упустил начало болезни и поэтому не знаю, с чего начинать, но все-таки попробую…

– Попробуйте! – совсем иронически буркнул профессор.

– По материнской линии и, видимо, по отцовской в моем роду психически ненормальных людей нет. Уверен, что не было и сифилиса! – заговорил Игорь Саввович медленно, но твердо. – Значительных травм, серьезных болезней, обмороков, потери памяти за собой не помню с рождения. Еще говорить?

– Хватит говорить! – перебил его Баяндуров и, повернувшись к молодой врачихе, обескураженно развел руками. – Вот и извольте лечить этих всезнаек! Вам он тоже диктовал ответы по схеме Патерсон – Миль – Баяндуров? Этак любой с панталыку собьется… – И опять с ироническим, но свойским и добрым лицом повернулся к Игорю Саввовичу: – Хватит говорить, дорогой Игорь, сын Лены Веселовской! Эх, не в клинике будь сказано, красивей женщины я не встречал… – И сделался серьезным.