|
Не обращая внимания на удивленные взгляды жены и дочери, он дошел со свертком в руках до лифта и, спустившись на первый этаж, вышел на улицу. Здесь грохот танков был совершенно невыносим. Отражаясь от стен, он, казалось, шел отовсюду и проникал под черепную коробку. Вновь отогнав предательскую дурноту, Кукис Жмуда развернул флаг и решительным шагом вышел на проспект. Одной сплошной колонной, на высокой скорости танки лились, будто стальная река. Взмахнув рукой, депутат расплескал знамя по ветру и, пытаясь перекричать гул техники, заорал что было сил: — Да здравствует Российская армия! Так он стоял, крича и размахивая флагом, довольно долго. Танки кончились, и, плавно скользя над дорогой, сначала пошли бронетранспортеры, а потом и двигающиеся рысью солдаты в тяжелой броне. Многие улыбались ему и махали рукой, а кто-то даже оставил рядом бутылку вина. Так продолжалось несколько часов, пока чья-то рука не коснулась плеча депутата. — Господин Кукис Жмуда? Улыбающийся молодой человек в зеленой полевой форме с внушительной колодкой наград на груди поправил фуражку с синим околышем и красной звездой. — Мы бы хотели задать вам несколько вопросов. Прошу вас пройти с нами… Это не надолго. Несмотря на то, что тон офицера был вполне мирным, глаза его были холодны, словно ледяное озеро, а два огромных, как шкафы, десантника смотрели на Жмуду, цепко контролируя каждое его движение. Депутат уже что-то готовился сказать, как под ним стала расплываться большая дурно пахнущая лужа. — Тьфу! — Сержант-десантник коротко сплюнул. — И этот обгадился. Они специально, что ли? — Да как тебя, Егоров, увидят, так и сразу того. — Капитан улыбнулся и чуть обернулся в сторону второго бойца: — Сальский, тащи из машины адсорбент, да не как в тот раз. А то порошка на этих… не напасешься. Готовившиеся к долгому и кровопролитному штурму солдаты и офицеры Российской армии и алаты несколько потерянно бродили по улицам города, все еще не веря в победу. Уцелевшие стены здания Конгресса уже были покрыты надписями, когда, мягко спрыгнув с подножки штурмовика, на площадь опустился Белый. Рядом беззвучно, словно комок пуха, приземлился Малыш в металлопластиковой броне и вопросительно поднял голову. — Это самая важная часть войны, Малыш. — Алексей поправил автомат и пошел к полуразрушенному зданию, чтобы оставить надпись на стене поверженного врага. Вот некоторые полагают, что Вещий Олег вовсе не щит прибил на воротах Царьграда, а кое-что написал такое, что историки стесняются выговорить. Алексей обернулся: — Пойдем, Рона, никто твой агрегат не угонит. Небольшой группой они шли, огибая то здесь то там стоящих и возбужденно разговаривающих людей. Солдаты и офицеры, десантники, флотские и наземники передавали по кругу фляги и бутылки с вином и везде над площадью, словно фон, слышались счастливые крики. — О! Гвардия! — Немного подвыпивший флотский офицер с нашивками командира корабля хлопнул Белого по плечу. — Держи! Наши где-то склад реквизировали! — Он протянул почерневшую от времени бутылку. — Я высаживал вас над Кронингем-Сити. Ох и мясорубка там была! — А это кто? — Он оглянулся на Рону, так и не снявшую глухой пилотский шлем. — Что-то я нашивки не узнаю. Не торопясь, жрица сняла шлем. Рона своими огромными светло-желтыми глазами внимательно посмотрела на офицера и, смахнув пепельно-серые волосы с чуть смугловатого лица, представилась. — Лесные Демоны, Третий отряд штурмового полка Восьмой армады, подполковник Рона им Кассадо. Весь хмель с офицера словно рукой сняло. — Светлейшая. |
