Я подождал в темноте, глядя, как заволакивается тучей луна, прислушиваясь к жуткому плеску Мельничного жернова, ощущая, как дрожит под ногами палуба; я точно и безнадежно знал – близок миг, когда прилив подхватит и сбросит судно с рифа, а море поглотит его бесследно.

Я вернулся в бар. Ольбрихт спросил:

– Их нет?

Я отрицательно мотнул головой, и он, проглотив остатки рома из бутылки, вздохнул.

– Смешно, – добавил он, – но я никогда не допускал мысли, что утону вместе с кораблем.

– Мы будем вместе.

– Но можно ведь что-то сделать! Гляньте еще раз. Не могут они бросить нас вот так!

Я знал, что у него на уме, но молча вышел. Звук выстрела – и все кончилось. Для него.

Море бушевало вовсю; прислушиваясь к его рокоту, я вспомнил тот знаменитый случай со мной и Симоной, перед войной, когда прогулочная лодка перевернулась, а Мельничный жернов нас спас. Может, и на этот раз он сделает то же для меня? Надежды в такую погоду мало, однако лучше действовать, чем ждать.

Я вернулся к Фитцджеральду. Мне нужен был его спасательный жилет; два жилета лучше, чем один, – я мог бы отправиться в море с дополнительным запасом плавучести. Мне удалось снять его без особого труда, и я напялил второй жилет поверх своего.

Ольбрихт, упав лицом на стол, так и лежал. На его затылок невозможно было смотреть. Я прошел по наклонному полу и пошарил за стойкой среди бутылок, ища чего-нибудь выпить. Через некоторое время потух фонарь.

Я вернулся на палубу, зажав в руке первую попавшуюся бутылку, и выдернул пробку зубами. Это был дрянной немецкий шнапс, по вкусу похожий на моющее средство. Я встал около борта, глотнул сколько влезло и смотрел, как поднимается вода и бурлит Мельничный жернов. С полбутылки я сумел одолеть, и, когда вышвырнул ее в море, в желудке у меня горело. Ну что ж, на некоторое время спасет от переохлаждения.

Я намеренно оставил на себе всю одежду и теперь, взяв сигнальную лампу, послал короткое сообщение обычным кодом Морзе: «Корабль гибнет. Вынужден спасаться вплавь. Морган».

Я мог бы передать больше, но внутренняя предусмотрительность не позволяла. Эзра со Штейнером и остальные вернулись бы за нами, если бы могли. Не вернулись – значит, что-то помешало.

Радль? Снова Радль. Все здешние неприятности – его рук дело. В этом я был уверен. Я стянул с головы на шею глазную повязку из прорезиненной ткани, перебросил лампу через борт и сам прыгнул вслед за ней.

Второй спасательный жилет спас мне жизнь: благодаря добавочной плавучести я хорошо удерживался на поверхности и мог свободно дышать, как бы волны ни захлестывали меня.

Меня втянуло в Мельничный жернов и понесло со страшной скоростью. Скорость течения составляла девять или десять узлов, поскольку расстояние, которое я пролетел за считанные минуты, было невероятно велико.

Луна все еще ярко светила, и видимость значительно улучшилась, так что, когда я вознесся на гребень волны, мне был виден форт Эдвард со стороны бухты. И снова я опустился в морскую долину, меня подхватило течение, во власти которого я чувствовал себя беспомощным, как деревянная щепка.

Сначала было не особенно холодно – надо отдать должное одежде. Холод пришел позже, но я старался поменьше двигаться, чтобы сохранить теплоту тела.

Человеку, которого несет морское течение, заняться нечем. Часы у меня были водонепроницаемые, со светящимися стрелками; посмотрев на них, я неожиданно обнаружил, что нахожусь в воде уже двадцать минут. На востоке сквозь черноту неба начинал пробиваться рассвет. Еще одна огромная волна высоко подняла меня, и я бросил последний взгляд на «Гордость Гамбурга». Корабль все еще сидел на Остроконечных скалах.