Она уже почти добежала до Штейнера, когда ее нагнал один из эсэсовских охранников. Она стала отчаянно сопротивляться, отчего немцу пришлось довольно туго. То, что произошло потом, сорвало затею Радля. Эсэсовец, потеряв терпение, ударил Симону в лицо кулаком и сбил ее на землю.

Симону, единственную женщину на острове, знали все: и немцы, и заключенные, и редкие островитяне; она работала в госпитале, ухаживала за больными и ранеными, своим присутствием и добротой не давала людям опуститься и оскотиниться.

Толпа гневно загудела. Не только рабочие «Тодта», но и саперы, и артиллеристы подались вперед, причем некоторые вскинули винтовки.

Радль заорал, старался перекричать всех, чтобы его было слышно, и я понял: сейчас или никогда.

– Дай-ка мне свою адскую пушку, – сказал я Радлю и выхватил у него револьвер.

Я забыл, какой грохот поднимают эти старые «уэбли» – выстрелил дважды из окна, и эхо громыхнуло на весь двор, смешавшись со звоном колокола, отчего сразу наступила тишина. Все повернулись и застыли в изумлении, а я приставил ствол револьвера к затылку связиста, держась за его спиной.

– Давай! – дико заорал я. – Начинай, иначе размозжу тебе башку!

И его прорвало.

– Война! – крикнул он. – Война окончена! Мы только что получили сообщение с Гернси по радио!

Тишина тянулась, кажется, целую вечность; на самом деле вечность длилась не более двадцати секунд, а потом толпа взорвалась ликованием. Все зашумели и задвигались. Гул стоял такой, что, наверное, был слышен на другом краю острова и, вероятно, вызвал тревогу у тех, кто стоял на посту у береговых укреплений.

Рабочие «Тодта», саперы – все разом запрудили церковный двор до самых могильников, где под деревом стоял Штейнер. Люди стеной окружили его. Веревка упала с дерева. Мне было видно, как мелькают тут и там каски эсэсовских охранников, которые бросились, проталкиваясь сквозь толпу, к Радлю, сидевшему в «мерседесе» у ворот. Стрельбы не было, не было и никаких беспорядков. Люди хотели спасти Штейнера и какое-то время были одержимы только этой мыслью.

Не знаю, что произошло потом. Возможно, у немцев сдали нервы. Послышался треск пистолета-пулемета; толпа разбежалась. Трое остались лежать на земле.

Один из них был немец, сапер. Увидев гибель товарища, саперы вскинули винтовки и открыли огонь; двое эсэсовцев из окруживших машину Радля упали.

И тут я увидел Штейнера. Он побежал сквозь толпу, махая руками и что-то крича. Саперы опустили винтовки, наступила внезапная тишина, когда он встал на ничейной территории между обеими сторонами.

В наступившей тишине я слышал его отчетливо: церковный колокол перестал звонить. Он встал напротив сидящего на заднем сиденье «мерседеса» Радля, потом повернулся к толпе:

– Прекратите огонь. Хватит убивать! Все закончилось, вы понимаете? Мы выжили в этой кровавой войне, мы все!

Радль выхватил свой «люгер» и дважды выстрелил ему в спину.

Дальнейшее произошло мгновенно. Я перегнулся из окна, чтобы выстрелить в Радля, и увидел, как «мерседес» выезжает за ворота, а эсэсовские парашютисты отходят вместе с ним и непрерывно стреляют.

Большинство людей кинулись на землю при первых звуках пальбы; на мой взгляд, больших жертв не было. Я выбежал из радиорубки и бросился вниз, перескакивая через три ступеньки!

Дверь, выходящая на улицу, была открыта; как только я вылетел в прихожую, то увидел, как резко вывернул «мерседес», облепленный десантниками. Еще пятеро или шестеро бежали следом за ним. Я пропустил их, потом выскочил, бросился плашмя и открыл стрельбу.