Пулевые пробоины.

Хэкмор поспешил обратно.

Телефон висел на стене над музыкальным автоматом. Хэкмор набрал номер и звонил, звонил, звонил, пока наконец ему не ответил сонный голос.

– Лэндон, это Олдис, – сказал Хэкмор. – Разбуди-ка шерифа.

Звуки доносились с дальней стороны крыши, снизу. Может быть, из заднего окна трехсотого номера. Звук был такой, будто кто-то хлестал по стенам бичом, потом разрывал на части жестяную консервную банку, и Джо представил себе, что там делают непрошеные гости. Он перегнулся через карниз и выглянул. Там было пусто, только одинокий «ниссан» начинал блестеть в лучах разгорающегося рассвета.

Мэйзи встрепенулась:

– Что это?

Джо стряхнул одеяло с плеч и встал.

– Наверное, кто-то пробрался черным ходом.

– А что это за шум, черт бы его взял?

– Понятия не имею, но это в нашем номере.

Мэйзи вскочила, будто ей в лицо плеснули холодной водой.

– Подожди минутку, Джо. Что ты делаешь? Мы пойдем туда вместе!

– Нет. Ты останешься здесь и будешь следить за улицей. – Джо заправлял рубашку в брюки, оглядывая арсенал. – Я проверю, что там.

– Джоуи, подожди! – Мэйзи схватила его за штанину.

– Все путем, дорогая. – Джо взял ее за руку и слегка стиснул. – Я не буду играть в ковбоя. Только посмотрю.

Мэйзи отпустила его штанину.

– Сейчас вернусь, – сказал Джо, выбирая револьвер калибра 0.357.

– Возьми еще заряжатель, – сказала Мэйзи, кидая ему металлический цилиндр. – На всякий случай.

Джо сунул заряжатель в карман и направился к противоположному краю крыши.

По пожарной лестнице он спустился на балкон третьего этажа. Сильный ветер, пахнущий речным илом и гниющей рыбой, охватил его, пока он полз по устланному листьями балкону. Карниз у заднего французского окна номера выполнял чисто декоративную функцию; к счастью, он был достаточно крепок, чтобы выдержать вес человека. Джо подобрался к краю окна, прижимаясь спиной к стене, и заглянул внутрь.

Горничная нагнулась над ржавым поломойным ведром, грязный рабочий халат обтягивал ее неимоверно огромный зад. Шлепанье швабры по паркету звучало как шлепки ладони по телу. Джо затаил дыхание, револьвер со снятым предохранителем в поднятой руке. Он был не вполне уверен насчет этой тетки. И стал ждать. А горничная продолжала расплескивать воду по плиткам, лицо ее было в тени. Под халатом горничной было тускло-коричневое платье, из-под него виднелись ортопедические ботинки размером со шлакоблок. Она повернулась к унитазу, и Джо увидел ее лицо.

Это была старая толстая матрона с седыми редеющими волосами и грустными карими глазами.

Джо испустил довольно громкий вздох облегчения и сунул револьвер за пояс. Он еще несколько секунд смотрел на скребущую унитаз горничную, наблюдая за ее неустанной жалкой возней, тупым вниманием к мелочам. Наверняка эта несчастная, как пожизненно приговоренная, приходила каждый Божий день оттирать с грязного фаянса чужую мочу и дерьмо. У Джо на миг что-то защемило в сердце. Очень уж жалко было смотреть на эту сгорбленную над унитазом массу, с поникшими плечами, с распластавшейся по потной голове сеткой для волос. Даже совестно было, что придется ее отчитывать, но она привлекала внимание к тому факту, что комната пуста, а Джо специально, чтобы такого не случилось, повесил на двери табличку «Просьба не беспокоить».

Внезапно женщина замерла, и Джо показалось, что она сейчас опрокинется. Женщина уронила губку, повернулась и села на унитаз, держась руками за поясницу. Видно было, что ей больно, очень больно. Потом она что-то пробормотала на каком-то восточноевропейском языке, быть может, румынском.